Книга Выйти замуж за миллионера - Маша Царева

Но не успела я принять волевое решение, как…

– Девушка!.. У вас проблемы? – из притормозившей «девятки» выглянула женщина средних лет. Ее лицо казалось встревоженным.

– Я… да, все в порядке… заблудилась только немного, но уже разобралась.

– И как вы только не боитесь ходить в такое время!

– Да я со своим любимым поссорилась, – начала оправдываться я.

– Ясное дело. Эх, молодежь! Тебе в Москву?

– Да вообще-то, но…

– Ладно уж, запрыгивай. Бесплатно довезу. А то найдешь на свою попу приключения, а мне потом неспокойно будет. У меня дочка твоя ровесница, – улыбнулась претендент на роль моего ангела-хранителя.

– Я просто еще не решила, стоит ли мне ехать, – честно призналась я.

Она непонимающе на меня уставилась. У нее было усталое лицо – уголки губ поникли, как увядшие тюльпаны, под глазами было черным-черно. Мне стало стыдно, что я задерживаю ее на ночном шоссе.

– Ты сидишь посреди дороги глубокой ночью и не знаешь, стоит ли ехать? – уточнила она. – Знаешь такую поговорку – утро вечера мудренее?

– Возможно, вы правы, – вздохнула я, – я запуталась. Окончательно запуталась.

– Тогда запрыгивай, – усмехнувшись, она открыла дверь авто, – такие решения не принимаются сгоряча. И потом, что это за парень, который отпустил девчонку ночью в таком виде.

– Он спал, – объяснила я, забираясь в ее автомобиль. В салоне навязчиво пахло хвойным ароматизатором. Мне всегда было интересно посмотреть на людей, которые покупают такие ядреные химические ароматы. И вот одна из любительниц парфюмерной безвкусицы сидела передо мной, доброжелательно улыбаясь.

Я чихнула и попробовала изобразить улыбку в ответ. Получилось не очень хорошо.

– Так вы думаете, я все-таки должна уехать? – спросила я.

Вопрос не имел никакого смысла. Во-первых, откуда незнакомой тетке знать, что мне следует делать, а что нет. А во-вторых – мы уже ехали, машина неслась, увозя меня все дальше от «усадьбы» немиллионера.

– Утро вечера мудренее, – устало повторила моя спасительница, у которой, скорее всего, было полно своих проблем.

* * *

– Ха-ха-ха!

– Мармеладочка моя клубничная!

– Ха-ха-ха!

Я лежала на тахте и мрачно смотрела в потолок. Я была на пределе. Может быть, накрыть лицо подушкой и совершить торжественный акт публичного самоудушения?…

Вскочила с кровати и принялась мерить комнату нервными большими шагами.

Почему, почему, почему я так поступила?!

Несколько дней назад я блуждала по городу с застывшей улыбкой благостного зомби. И я была уверена – ну, или почти уверена, – что влюблена. Что же изменилось за эти несколько дней? Только одно: я узнала, что мой зеленоглазый Эдуард на самом деле никакой не миллионер.

Ну и что?!

Что в этом такого?

Девяносто восемь процентов населения земного шара не ворочают миллионами, что не мешает им наслаждаться жизнью. Почему я решила, что имею право на особняк с мраморными колоннами и серебристый «Ламборджини», ведь я еще ничего не сделала для того, чтобы все это заработать. Почему я пыталась копировать Жанну, ведь мы с ней так не похожи!

Босыми ногами я прошлепала на кухню. Здоровенная кружка крепкого кофе не помешает. Все равно этой ночью мне не удастся уснуть.

Войдя на кухню, я коротко вскрикнула от неожиданности.

На табуретке возле окна, поджав под себя измученные диетами ноги, сидела хрупкая блондинистая девушка, на вид моя ровесница. У нее было маленькое бледное личико, вздернутый нос и огромные, как у китайского мопса, глаза.

– Здравствуйте. Меня зовут Любовь, – вежливо представилась любительница ночных бдений.

– Любовь, – тоскливым эхом повторила я. Не имя, а издевательство какое-то, насмешка в лицо. Подумать только, какая аллегория – печальная изможденная любовь настигла меня даже в Северном Бутове, где я трусливо спасалась от самой себя. – Я – Саша.

– А я знаю, – слабо улыбнулась блондинка. – Мишаня говорил, что за стенкой спит его сестра. Наверное, мы вас разбудили?

Сложно было поверить, что именно этот хорошенький коралловый ротик еще какой-то час назад изрыгал громогласное «ха-ха-ха».

– Вы здесь ни при чем. У меня бессонница.

– Вот и у меня тоже, – вздохнула депрессивная Любовь. И куда только подевался ее талант оглушительно смеяться в самый неподходящий момент? – Мишаня вот спит. А мне грустно.

– Почему? – вежливо поинтересовалась я, хотя меньше всего в тот момент мне хотелось выслушивать исповедь смешливой девицы.

– Любовь, – вздохнула Любовь.

– Саша, – удивленно повторила я. Она что, моего имени не расслышала?

– Нет, я имею в виду любовь. Короче, влюбилась я.

– В Мишаню, что ли? – развеселилась я.

– Откуда ты знаешь? – наивно удивилась эта ненормальная. – Он обо мне когда-нибудь рассказывал?

Мне стало ее жаль, и я позволила себе крошечную ложь:

– Кажется, что-то упоминал.

Любовь просияла. У нее были ослепительно белые зубы, ей бы в рекламе антикариесной жвачки сниматься, а не сидеть на захламленной кухне и страдать от неразделенных чувств.

– Я с ним познакомилась в прошлом году. С тех пор мы встречаемся время от времени. Но я так и не поняла, как он ко мне относится.

– В прошлом году? – удивилась я.

– А что такого?

(«А то, что у Мишани принцип – не встречаться с девушкой больше одного раза», – подумала я.)

– Думаю, у него к вам особенное отношение.

– Да? Вы правда так думаете или пытаетесь меня утешить?

«Меня бы кто утешил», – вздохнула я, а вслух сказала:

– Правда. Я же его сестра, мне лучше знать.

– Значит, не все еще потеряно? – приободрилась Любовь.

– Не все. То есть ничего не потеряно, конечно. Только позвольте дать совет.

– Какой? – она жадно подалась вперед и чуть не свалилась с колченогой табуретки.

– Будьте с ним естественной.

– А я и так вроде бы естественна, – нахмурилась она, – даже не крашусь. Почти. – Тыльной стороной ладони она попыталась ликвидировать с впалых щек расплывшуюся тушь.

– Попробуйте разговаривать с ним так, как сейчас говорите со мной.

– Никак не пойму, о чем вы.

– О том, что вы все время смеетесь! – не выдержала я. – Как в анекдоте. Хорошо смеется тот, кто смеется, как лошадь. Зачем вы это делаете, зачем?! Все сами портите…

– Порчу? Но Мишаня все время шутит… и ему нравится, как я смеюсь. Он сам говорил.