Книга Все пули мимо - Виталий Забирко

Стюардессочка ко мне и так, и эдак, с намёками и полунамёками, однако я лишь разок на неё исподлобья зыркнул и затем до конца рейса не видел. Может, с кем из экипажа уединилась, либо из «орлов» моих кого выбрала, но мне — плевать. Тоска по дому заела так, что и водки не хочется.

Наконец наш самолёт приземлился, и только я на трап вышел, как чувствую, настроение поднимается. Что значит, сторонка родимая! Однако нутро подсказывает, что не в этом дело. Сюрпризец мне какой-то пацан мой приготовил и рад до беспамятства. Ладно, думаю себе, посмотрим. Верю ведь, что от чистой души это делает, но иногда такое бесхитростно да бескорыстно отчебучит, что на уши не натянешь. Хоть стой, хоть падай.

Влез я в лимузин, Сашка с «бухгалтером» с собой посадил, едем. И с каждым километром, что к «фазенде» нас приближает, настроение всё выше и выше.

— Так что там у нас с подписанием контракта? — спрашиваю между прочим «бухгалтера».

— Какого? — недоумевает он.

— Ну с этими… лягушатниками. По поводу «МэЖо».

Глаза у «бухгалтера» совсем округляются.

— Так я же вчера вам докладывал… — лепечет растерянно. — Подписали… на два миллиарда с хвостиком. — Тут он в себя приходит и начинает воодушевлёно свою роль выпячивать: — И на самых выгодных условиях! Они сами товар к нам перегоняют, а мы только продаём. Причём оплата — лишь после реализации. Мало того, я в контракте ещё вот какие пункты забил…

Отворачиваюсь я равнодушно, в окно гляжу. А все выспренние рулады «бухгалтера» мимо ушей пролетают. Наверное, и вчера так было. Какое мне дело до всех тонкостей твоих коммерческих? Тебе за эту работу платят, вот и действуй, и нечего мне в уши жужжать! Однако вслух ничего не говорю. Настроение радужное, и другим его портить не хочу. Пусть потреплется, потешит себя самосознанием собственной значимости. Мне от этого ни холодно, ни жарко.

Въезжаем на территорию «фазенды», и шофёр, никого не спрашивая, лимузин прямо к домику, в котором Пупсик обосновался, подкатывает. Видно, малец уже сам «распорядился», где меня высадить. Как погляжу, своевольничать начинает, власть на себя берёт, без моего на то особого распоряжения людьми, что куклами заведёнными, управлять пробует. Впрочем, ежели в мелочах — пускай себе. Лишь бы меру знал. А то так и самому можно в фигуру шахматную в его руках превратиться.

Выхожу из машины, дверцу захлопываю и шофёру в сторону особняка киваю — мол, вези попутчиков моих дальше. Никого в этот домик, кроме лечилы, я ни пускать, ни, тем более, приглашать не намерен.

Пупсик, само собой, меня в прихожей встречает.

— Здравствуйте, Борис Макарович! — улыбкой радостной, неподдельной лучится.

— Привет… — пытаюсь бурчать, чтоб потом нагоняй за хандру, на меня во Франции напущенную, ему на полную катушку выдать. Однако ни фига подобного у меня не получается. Невольно сам в улыбке довольной расплываюсь — так на меня его искренность действует. К тому же в прихожей запахи обеда знатного витают, и мне, как всегда в такие моменты, жрать страшно хочется.

— Бог с тобой, — машу рукой, — за столом поговорим… — и быстро в ванную комнату ныряю.

Правильно Пупсик натуру мою понимает: с дороги мужику вначале баньку истопи, затем напои, накорми, и лишь потом лясы точи. Ну, положим, насчёт баньки я загнул — чай, не на кобыле сутки скакал, попоной от меня не воняет, — потому только руки скоренько ополоснул и в гостиную заметаюсь.

На этот раз Пупсик себя превзошёл. Стол длиннющий — человек двадцать за ним свободно бы разместились — в древнерусском стиле сервирован. Кубки золочёные, ковши деревянные расписные разных размеров, ложки-плошки там да прочая посуда, по названию мне не известная, но по иллюстрациям к народным сказкам знакомая. А в посуде той и зайчатина с морошкой, и рябчики в сметане, и осётр заливной, и поросёнок румяный, яблоками мочёными обложенный, и лебедь белый с шеей, кокетливо выгнутой…

Вот этот-то последний меня наповал сразил. Так и кажется, что сейчас дверь настежь распахнётся, и, стуча посохом княжеским, в хоромы наши Вовка Красно Солнышко степенно войдёт, а за ним толпа бояр шумною гурьбою завалит.

— Настоящий? — тычу ошалело пальцем в лебедя. Он-то вроде по нынешним временам в Красной книге числится…

— А как иначе? — недоумевает Пупсик. — На рынке за бешеные деньги куплен и согласно исконно русским рецептам приготовлен.

Собственно, почему бы и нет, думаю. Ежели сейчас кое-где у нас человечинкой приторговывают, то уж лебяжьим мясцом сам бог велел…

— И в честь чего всё это? — глазами стол обвожу.

— Да так, просто… — мнётся Пупсик и глаза в сторону отводит. — Мне показалось, что после кухни французской вам дома чего-нибудь нашего, родного захочется…

«Э, парень! — думаю себе. — Что-то ты крутишь! Сюрпризец какой явно приберегаешь». Впрочем, не буду напрямую спрашивать, а то ещё ненароком обижу. Пусть мальчонка удовольствие получит. Много ли у него в жизни радости?

Обхожу стол, в кресло княжеское, мне уготованное, сажусь и недоумённо начинаю глазами по скатерти льняной шарить. Ложка деревянная рядом с плошкой лежит, тут же тесак булатный, а вот вилки, чтоб кусок зайчатины, мне понравившийся, подцепить, нет. Да и водки что-то на столе не наблюдается.

— Не было вилок тогда, руками ели, — понимает меня Пупсик. — А пили меды. Вот, клюквенного отведайте, — наливает мне в кубок из ковша громадного.

Опростал я кубок полулитровый одним махом — ничего бормотуха. Идёт легко, но по крепости слабовата. Зато аромату — дух не перевести. И, что удивительно, в голову не шибает, а в ноги тяжестью томной уходит. Отломал я краюху от каравая, заячью ногу рукой ухватил, сижу, жую.

Пупсик напротив на стул умостился, локти на стол взгромоздил, голову кулачками подпёр, смотрит на меня умильно.

— Как вам, Борис Макарович, Франция глянулась? — спрашивает.

— А! — мычу ртом набитым и костью заячьей отмахиваюсь. — Фигня!

— Почему так?

— А потому! — завожусь. — Помойка какая-то! И потом… Ты почему мне не подсказывал, когда чехарда с названиями их достопримечательностей долбанных началась? Вечно я впросак попадал…

— Да я и сам толком их не знаю, — обижается Пупсик.

— Мог бы в голову к Сашку или мсье Серьйоже залезть, — корю его.

— И правда! — удивлённо соглашается Пупсик. — Как я сам не догадался…

— То-то. В следующий раз имей в виду.

Кивает Пупсик, но вижу, мысли его совсем другим заняты. Как на иголках сидит, по стулу ёрзает. Похоже, не знает, как мне сюрприз свой преподнести.

— А ты чего не ешь? — спрашиваю.

— Сыт я… — снова отводит малец глаза в сторону.

Чувствую, без моей помощи он никак не справится, не решится подарок свой тайный вручить.

— Ладно, — вздыхаю. — Давай свой сюрприз. А то совсем измаешься.