Книга Бегущие по мирам - Наталья Колпакова

Распахнулись глаза, диковатые, зеленые, и оказались так близко, что он, только что забывший все, кроме своего имени, забыл и имя.

– Еще целуй, – выдохнула царь-девица.

Дружинник, естественно, подчинился. Когда они выбрались на тропу (Тиралд словно бы вытряхнутый, вроде мешка из-под картошки, девица же – ухитряясь не терять величия), отряд уже был в сборе. Иван-герой с торжеством демонстрировал подчиненным нечто, грубо вырезанное из дерева и облепленное мокрыми сосновыми иголками. А вот Тиралд, когда выступал из кустов, ведя за собой Спящую царевну, не торжествовал. Этому жалкому чувству не было места на сверкающей вершине его духа. Он молчал, не размениваясь на пошлые слова. Действительность говорила сама за себя. Пока соплеменники рыскали по буеракам, ковыряясь в опавшей хвое, он нашел и разбудил царевну. И как разбудил!..

Тиралд невозмутимо обвел товарищей взором – и стал стремительно скукоживаться в Сережу. Ни один из этих подлецов на него даже не посмотрел! Все взгляды прикипели к царственному созданию, идущему... нет, не следом за ним. С чего он только взял, будто ведет ее за собой? Она уже была впереди, привычно принимая всеобщий восторг, и как-то так выходило, что это он ее сопровождал, тащился следом, как хвостик. А царевна вовсю рассматривала обступивших ее воинов, задерживаясь взглядом на особо рослых экземплярах. Глаза ее мерцали, словно у довольной кошки. Даже золотые знаки созвездий, вышитые по кайме мантии, – Шемаханская, видать, была царевна, – сладострастно извивались и горели как-то особенно призывно.

– Чьи будете, латники? – осведомилась она голосом прирожденной повелительницы.

– Слуги твои, госпожа, – дружно грянули игроки, никогда ничего подобного не репетировавшие.

Изящно выуживая кусочки тушенки из банки, вскрытой смешным крохотным ножичком, «Спящая царевна» – она же Кошка, Пятая, но по красоте безусловно первая в магическом Совете – прислушивалась и присматривалась к новым подданным. Подданные сначала робели и отмалчивались, но Кошка подарила каждому особый взгляд – такой, что всякому казалось, подарок достался только ему. Определенно с ней творилось что-то необыкновенное и очень приятное. Поцелуй не разбудил в Пятой памяти, зато разбудил нечто другое. Нет, не нечто – а некто, какое-то ей самой незнакомое, но такое прелестное существо потрагивало кончиком язычка и без того яркие губы и поводило зелеными глазами. Может, та самая Кошка, звание которой она носила до сих пор так привычно, так равнодушно.

И латники ожили. Каждый чувствовал себя единственным избранником царевны. И какой царевны! Не какой-то там прихиппованной дурочки или поистершейся по игрищам корифейки, а настоящей, стопроцентной королевны из сказки. Потому что в нашем прозаическом мире такие не водятся. Такие горделивые без независимости, женственные без гламурного душка, неподдельно хрупкие и уязвимые. Рядом с ней последнему офисному рабу, подавшемуся на уик-энд в игрушечную самоволку, хотелось прорубаться сквозь вражеские полчища и оборонять крепостные стены под дождем стрел. Словом, хотелось подвига.

О штурме крепости вскоре и зашла речь под низкой и жалкой сенью так называемой палатки. Завтра воинам Ивана-героя предстояло защищать от некоего Калина, могущественного мага, крепость Китеж-град. Крепость почему-то называлась невидимой, хотя Кошка видела ее отлично и, честно говоря, невысоко оценивала шансы защитников. Негодящая была крепостца. Лачуга последнего нищего и та крепче. Правда, и оружие у горе-воителей было под стать – детские игрушки. Словом, балаган! «Завоевание двумирья», в которое мальчишки во дворах играют. А новой Кошке так хотелось, чтобы ее защищали...

Ночью Кошка выскользнула за полог палатки, где храпели ее наивные богатыри. Брезгливо рассмотрела возведенное на опушке «укрепление», живо представила бегущих, орущих и лезущих на стену «воинов» в лицедейских крашеных доспехах. Грустно! Она как-то иначе представляла себе штурм крепости. И саму крепость тоже. И до того точно представляла – словно собственными глазами видела. Забывшись, Кошка повела руками в воздухе, обрисовывая контуры воображаемой крепости. Нет, здесь башни не было, а вот здесь была. Двойная, с воротами...

Утро было в полном расцвете, когда вражеская армия наконец выбралась на искомую опушку. Остроносые сапоги скользили по траве, мелькали в прорезях доспехов вышитые рубахи, бряцал текстолит. Отставшие выдирались из кустов и присоединялись к товарищам, недоуменно пялившимся на пустую поляну. То есть не то чтобы совсем пустую. Трава, кусты, редкие деревья – все было на месте. Не было лишь крепости, которую дружно возводили еще на прошлой игрушке, а сейчас собирались штурмовать. Н-да...

Калин-царь стянул с головы рогатый шлем и обернулся к приятелю:

– Слушай, а мы на то место вышли?

– Вроде да... Сам посмотри!

Место действительно было то. Так думал не только воевода Калина. Поляну брали в кольцо разномастные отряды. Уже не таясь, бойцы выступали из зарослей на опушку. Унылые матюги повисли над опустелой поляной. Неизвестно, у кого первого сдали нервы, но только чья-то рука подобрала с земли камень и, вложив в бросок общую растерянность и досаду, запустила его в пустоту.

Бам! Не долетев до середины поляны, камень оборвал полет и рухнул вниз. Матюги оборвались тоже, только голос пискнул из толпы: «Мама!» Калин, как пристало командиру, отважно вышел вперед, тоже нашел себе камень и с силой метнул его в центр поляны. Чудо повторилось: стук и падение. Калин положил руку на широкое плечо испытанного в битвах воеводы:

– Здесь он, Китеж.

– А... как они это делают?

– Понятия не имею. Но штурм будет!

И обернулся к своим, заорав сотней глоток своих безымянных и, казалось, навеки канувших во тьму русских и татарских предков:

– Все на штурм!

– А-а-а!!! – подхватило войско.

И это было правильно. И когда на отряды, двинувшиеся с трех сторон к невидимой крепости, обрушился дождь самых настоящих стрел, это тоже было правильно. Штурм есть штурм! Атакующие ответили ликующим воем и залпом в сторону незримых стен. Они ощущались впереди, совсем уже близко, и никакого зрения не нужно было, чтобы подтвердить то, о чем орали какие-то другие, куда более тонкие органы чувств: там впереди, в нескольких скачках сердца, – враг. Уже был отчетливо слышен стук наконечников о стены. Вдруг сверху, словно из воздуха, а на деле из вражьей стены, ударила струя пламени и разом охватила едва ли не половину отряда Калина. Странное дело: паники не было, накативший восторг подстегнул Калина (именно что Калина, без всяких неуместных здесь Денисов), и он рванул, увлекая остальных. Справа пронеслись двое охваченных пламенем бойцов. Огня, что пожирал их, не причиняя ни малейшего вреда, они словно и не замечали, выпускали на бегу стрелы, будто заправские лучники, и стрелы горели, оставляя позади себя тонкий дымный след. Уже и город горел: метрах в пяти от земли прямо из воздуха выбивались языки пламени. А поблизости к стене уже приставили лестницу, и отважный боец карабкался наверх, зависнув над пустотой. Вот он перекинул ногу через верх лестницы, рубанул кого-то невидимого и сам исчез. За ним спешил следующий...