Книга Рулетка еврейского квартала - Алла Дымовская

– Хорошо, миссис Рамирес. МЫ подождем!

– Ах, как чудесно! Кстати, можете называть меня просто Инга. Ведь как-никак мы соотечественники и должны помогать друг другу.

После ухода оценщика Кости она развернула совсем иного рода деятельность. Благо в Калифорнии недвижимостью торговали все, кому не было слишком лень, даже старухи из частных престарелых домов. И зарегистрировать собственный риэлторский патент было легче, чем в Одессе купить билет на трамвай. Тем более что лицензия ей требовалась только на один раз. Ни тебе очередей, ни взяток толстомордым чинушам, ни бестолковой беготни, ни унизительных прошений. Открыл счет, положил на него условно два цента, да отметился в мэрии, и работай на здоровье, были бы клиенты. Только о налогах не забывай, здесь к ним трепетное отношение. Впрочем, по ряду причин, налоги волновали Ингу менее всего.

Собственно, никакой своей фирмы она затевать и не собиралась. Нужная бумага ей требовалась всего-то, чтобы не прибегать к услугам посредников и не пристегивать к делу еще лишних людей. Так сказать, продать дом как бы самостоятельно. Некоторая трудность виделась ей только в окончании ее дружбы с Аидой, потому что второго покупателя на дом Инга хотела непременно из «новых русских», а ее бывшая подруга знала многих эмигрантов и их знакомых, наезжавших по делам из России. Но это служило только малой помехой, Инга и сама через Аиду раньше знакомилась кое с кем из эмигрировавших соотечественников. Так, несколько раз она наведывалась в ресторацию «Беломор», полуночное заведение с ностальгическими песнопениями и подделкой под южнорусскую кухню, которое содержал один бывший комсомольский вожак из Ивано-Франковска, колоритный тип, нарочно сбежавший когда-то в стамбульском порту во время группового профсоюзного тура по Средиземноморью. Ингу там несколько знали, и она, между прочим, пустила среди шапочно знакомых завсегдатаев слух о желании продать свою наследственную недвижимость. Все эти Фиры-Баси-Абрамовны и их подкаблучные мужья, коими так и кишел «Беломор», никак мимо ушей ее сообщение пропустить не могли. Тут пахло реальными комиссионными, а достаток у «беломорцев», как правило, был скорее вымышленным, чем в действительности «достаточным».

Совсем через короткое время, может меньше месяца, к Инге и подкатили с предложением. Чей-то знакомый через третьеюродных родственников, недавно из Москвы транзитом через Лондон, желал бы себе в Калифорнии надел в качестве вложения, и так просто, для жилья. Знакомый был не только что богат, а каким-то способом умыкнул и провез с собой невероятную денежную наличность, впрочем, даже имел бумагу с печатью из России, что капитал заработан честно на собственной торговле цветными металлами. Инга хорошо представляла себе, какого рода могла быть предполагаемая торговля, но это только доказывало, что деньги у знакомого знакомых действительно есть. И избавиться от них знакомый этот хочет по возможности скорее. Какого-то обмана со стороны торговца металлами Инга не опасалась, знала уже, что совершенно беспринципные у себя на родине соотечественники в стране зацветших свободных ценностей ведут себя совсем иначе. Опять же, потому что тут закон суров, и полноценный гражданин, как он уверен, всегда найдет защиту от мошенника-пришельца. К тому же отчего-то именно перед чужими, совершенно равнодушными к их «новорусскому» достоинству иностранцами купцы из России именно и пускали золотую пыль в глаза, пытаясь доказать, что и мы, мол, не хуже. Вместо того чтобы показать это скорее для своих же соплеменников, а уж если где и гадить, то вот как раз в этой самой загранице.

Но знакомый знакомых, по имени Дионисий Кондратьевич, если не врал, конечно, про свое опереточное прозвище, настроен был решительно. Инга и позвала его в гости вместе со знакомыми. Дионисий Кондратьевич осмотром ее постмодернистского сокровища остался доволен, ультраколорит и все кубистическое оформление дома отчего-то произвело на него совершенное впечатление младенческого изумления. И он даже сознался, что ничего подобного доселе и не видал. Как оказалось, Дионисий Кондратьевич вовсе не был родом из Москвы, а цветными металлами торговал где-то в Норильске, городе, даже и не ведающем, что где-то в далекой Калифорнии некто может красить стены и потолки в красные с фиолетовыми цвета и еще подсвечивать их хитроумно скрытыми лампами. Дионисий Кондратьевич, удовлетворив свой эстетический шок, тут же и пожелал дом со всей обстановкой без исключения. Инга спокойно совершенно ему ответила, что особняк, собственно, так и продается. А если Дионисий Кондратьевич пожелает, то и полугодовалый «порше», отдыхающий сейчас в гараже, тоже может при желании стать его собственностью. Дионисий Кондратьевич осмотрел и «порше» с гаражом, и тут ежик пустил слюни, сказал, что кукольную машинку он хочет непременно тоже. Сговорились на месте, что все на круг выйдет в тот же миллион двести тысяч с накладными расходами за счет покупателя, наличными в обмен на документ. Дионисий Кондратьевич заявил о готовности уплатить без промедления. Но Инга его пыл охладила. Заявив, что тут ему не Москва и прежде надо ей самой утрясти дела с налогами на наследство, а после будет и купчая, и все, что полагается. Впрочем, ждать придется совсем недолго. Дионисий Кондратьевич на недолгое ожидание согласился, магическое слово «налоги» произвело на него самое уважительное впечатление. Да и знал уже купец, что дом ему достается за более чем умеренную цену, к тому же из первых рук, и что за недвижимость такого сорта любой посредник содрал бы с него минимум полтора миллиона и без всякого «порше» в довесок.

Инга, собственно, и не могла взять деньги сразу же, ей еще необходимо было подготовить и другую сторону своего дела. А тут все зависело от агента Кости. Нескольких потенциальных жильцов, впрочем, Левин уже приводил. Но Ингу к переговорам не слишком допускал, видимо желая скрыть интересы своей фирмы. Инга ему не препятствовала, делала вид, что так все и надо. Пусть думает, что бизнес с ней вести легко и где-то даже можно одурачить. Ведь именно такой человек, что рассуждает о себе, будто всех умней, и не замечает ловушек под носом от того, кого сам полагает провести.

Наконец и Костя перестал тянуть упрямую корову за хвост, а заодно с ней и тратить Ингино время – один из претендентов его удовлетворил. То была солидная в возрасте пара, он – бывший крупный управленец из гостиничного бизнеса в Сан-Франциско, она – просто жена, и оба на старости лет пожелали осесть в Лос-Анджелесе и получать все радости от глянцевой стороны его жизни. Инга свои переговоры с семейной парой вела нарочно затруднительно и морочила Косте голову постоянной сменой настроений. То она готова была продать дом ко всем чертям хоть бы и завтра – подавитесь им задаром, то на следующий же буквально день рыдала ему в трубку, что не переживет расставания с этим зиккуратом, где отдал душу ее дорогой покойный муж. Костя наитерпеливейшим образом все сносил от нее и оттого получился несказанно рад, когда Инга наконец заявила ему, что согласна продать мистеру из Сан-Франциско, но вот же условие:

– Я, Костенька, в деньгах, конечно, нуждаюсь. Но не могу же я съехать неизвестно куда. Не в меблированную же квартиру или в отель? Я, поймите, привыкла… к определенному роду жизни.

– Господи, мэм, да кто же вас заставляет выезжать немедленно. Как обычно, в контракте у вас будет месяц на переезд, – утешил ее Левин, действительно пораженный незнанием ею таких элементарных вещей.