Книга Фиеста - Эрнест Хемингуэй

Я шел за спиной служанки по длинному темному коридору. Дойдядо конца, она постучала в одну из дверей.

— Хэлло, — сказала Брет. — Это ты, Джейк?

— Я.

— Входи, входи.

Я открыл дверь. Служанка притворила ее за мной. Брет лежалав постели. Она только что пригладила волосы и еще держала щетку в руке. Вкомнате был тот беспорядок, какой бывает только у людей, привыкших всегдадержать прислугу.

— Милый! — сказала Брет.

Я подошел к кровати и обнял ее. Она поцеловала меня, и япочувствовал, что, целуя меня, она думает о чем-то другом. Она дрожала,прижавшись ко мне. Она очень похудела.

— Милый! Это было просто ужасно.

— Расскажи мне все.

— Нечего рассказывать. Он только вчера уехал. Я заставилаего уехать.

— Почему ты не оставила его при себе?

— Не знаю. Есть вещи, которых нельзя делать. Хотя, думаю, яему не принесла вреда.

— Ты, вероятно, ничего, кроме добра, не принесла ему.

— Он вообще не должен ни с кем связываться. Я это сразупоняла.

— Разве?

— О черт! — сказала она. — Не будем об этом говорить.Никогда не будем об этом говорить.

— Ладно.

— Все-таки было неприятно, что он стыдится меня. Знаешь, онсначала стыдился меня.

— Да что ты?

— Да, да. Его, должно быть, ругали за меня в кафе. Он хотел,чтобы я отпустила волосы. Представляешь себе меня с длинными волосами? На когобы я была похожа!

— Вот чудак.

— Он говорил, что это придаст мне женственность. Я была быпросто уродом.

— Ну и что же?

— Ничего. Это скоро прошло. Он недолго стыдился меня.

— А почему ты писала, что нужна моя помощь?

— Я не знала, сумею ли я заставить его уехать, и у меня небыло ни гроша, чтобы уехать самой. Он, знаешь, все хотел дать мне денег. Ясказала ему, что мне деньги девать некуда. Он знал, что это неправда. Но немогла же я брать у него деньги.

— Конечно.

— Ох, не будем говорить об этом. Хотя кое-что было забавно.Дай мне, пожалуйста, сигарету.

Я дал ей закурить.

— Он выучился английскому языку, когда был официантом вГибралтаре.

— Да.

— Кончилось тем, что он предложил мне руку и сердце.

— Серьезно?

— Конечно. А я даже за Майкла не могу выйти.

— Может быть, он думал, что станет лордом Эшли?

— Нет. Не потому. Он серьезно хотел жениться на мне. Чтобы яне могла уйти от него, говорил он. Он хотел сделать так, чтобы я никогда немогла уйти от него. Но только после того, как я стану женственной.

— Теперь тебе будет спокойнее.

— Да. Мне опять хорошо. Я с ним забыла этого несчастногоКона.

— Это хорошо.

— Знаешь, я бы осталась с ним, но я видела, что это плоходля него. Мы с ним отлично ладили.

— Если не считать твоей наружности.

— О, к этому он бы привык.

Она потушила сигарету.

— Мне, знаешь, тридцать четыре года. Не хочу я быть такойдрянью, которая занимается тем, что губит мальчишек.

— Ну конечно.

— Не хочу я этого. Мне сейчас хорошо, знаешь. Мне сейчасспокойно.

— Это хорошо.

Она отвернулась. Я подумал, что она хочет достать ещесигарету. Потом я увидел, что она плачет. Я чувствовал, как она плачет. Дрожити плачет. Она не поднимала глаз. Я снова обнял ее.

— Не будем никогда говорить об этом. Пожалуйста, не будемникогда говорить об этом.

— Брет, дорогая моя!

— Я вернусь к Майклу. — Я крепче обнял ее, чувствуя, как онаплачет. — Он ужасно милый и совершенно невозможный. Он как раз такой, какой мненужен.

Она не поднимала глаз. Я гладил ее волосы. Я чувствовал, какона дрожит.

— Не хочу я быть такой дрянью, — сказала она. — Но только,Джейк, прошу тебя, никогда не будем говорить об этом.

Мы ушли из отеля «Монтана», Когда я хотел уплатить по счету,хозяйка не взяла денег. Счет был оплачен.

— Ну ладно, пусть, — сказала Брет. — Теперь уж это неважно.

Мы взяли такси и поехали в «Палас-отель», оставили там вещи,заказали места в Южном экспрессе на тот же вечер и зашли в бар при отеле выпитькоктейль. Мы сидели у стойки на высоких табуретах и смотрели, как барменвстряхивал мартини в большом никелированном миксере.

— Удивительно, как чинно и благородно бывает в баре большогоотеля, — сказал я.

— В наше время только бармены и жокеи еще умеют бытьвежливыми.

— Каким бы вульгарным ни был отель, в баре всегда приятно.

— Странно.

— Бармены всегда очаровательны.

— Знаешь, — сказала Брет, — так оно и есть. Ему толькодевятнадцать лет. Поразительно, правда?

Мы чокнулись стаканами, когда они рядышком стояли на стойке.От холода они покрылись бусинками. За окном со спущенной шторой угадывалсялетний зной Мадрида.

— Я люблю, чтобы в коктейле была маслина, — сказал ябармену.

— Вы совершенно правы, сэр. Пожалуйста.

— Спасибо.

— Простите, что не предложил вам.

Бармен отошел подальше вдоль стойки, чтобы не слышать нашегоразговора. Брет отпила из своего стакана, не поднимая его с деревянной стойки.Потом она взяла стакан в руки. Теперь, после того как она отпила глоток, онауже могла поднять его, не расплескав коктейля.

— Вкусно. Правда, приятный бар?

— Все бары приятные.

— Знаешь, сначала я просто не верила. Он родился в тысячадевятьсот пятом году. Я тогда училась в парижском пансионе. Ты подумай!

— Что ты хочешь, чтобы я подумал?

— Не ломайся. Можешь ты угостить свою даму или нет?

— Пожалуйста, еще два мартини.

— Так же, как первые, сэр?

— Было очень вкусно. — Брет улыбнулась бармену.