Книга Семейная тайна - Тери Дж. Браун

Кит быстро кивнул. Он выглядел настолько не в своей тарелке, что ее осенило:

— Вы боитесь, что неверное мнение сложится у меня.

Тот поежился и отвел глаза. Виктория с силой ущипнула его за руку, и Кит возмутился:

— Эй!

— Если мы будем друзьями, вам придется говорить мне правду. Вы действительно боялись, что это у меня сложится неверное мнение? — (Он уныло кивнул.) — Но я же сказала, что не собираюсь замуж. На вас это никакого впечатления не произвело? Вы не поверили?

Было почти забавно смотреть, как этот высокий, атлетически сложенный джентльмен пытается сжаться в комок.

— Ну, не совсем так…

— Вы полагали, что раз я женщина, то я обязательно захочу замуж. — Виктория наставила на него палец и покачала головой. Лицо Кита говорило само за себя. — Раз мы теперь друзья, тебе придется учесть: все, что ты знаешь о женщинах, скоро перевернется с ног на голову. Понял?

Кит глянул на ее маленькую руку и усмехнулся.

— Сколько, говоришь, тебе лет? — с восхищением спросил он.

— Теперь мне нужна твоя помощь, но дело следует сохранить в строжайшем секрете. Тебе можно довериться?

Он кивнул и с недоумением посмотрел на девушку:

— Ты увидишь, что дружба для меня не пустой звук.

— Отлично. Будь добр, прочти это и скажи, что думаешь.

Нахмурясь, Кит взял газетную вырезку. Виктория ждала, пока он дочитает.

— Как по-твоему, почему после смерти Халпернии устроили расследование? — наконец спросила она. — Может, им что-то показалось подозрительным?

— При утоплении всегда так делают, — покачал головой Кит. — Они сочли это несчастным случаем.

— Я вижу, — кивнула Виктория. — Меня просто не покидает чувство, что здесь кроется нечто большее. — Она забрала вырезку и приняла решение: — Идем. Я знаю, кто может ответить. Ты пойдешь со мной?

Кит с улыбкой протянул руку:

— В данный момент, моя дорогая, я последую за тобой даже в кроличью нору.

— Когда сделаем дело, тебе может показаться иначе, — отозвалась Виктория.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Пруденс осторожно шагала по замерзшей колее к Саммерсету, опасаясь поскользнуться и упасть. Можно было попросить Эндрю отвезти ее в город и обратно, но после недавнего бала она не знала, что ему сказать.

Ее щеки вспыхнули при мысли о причине, по которой он подрался с садовником. Тот заявил во всеуслышание, что лорд Биллингсли, должно быть, и есть тот джентльмен, который купил камеристке роскошное платье, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться за что. Кто мог знать, что обычный бальный наряд вызовет столько шума? И надо же, Эндрю вступился за нее с кулаками. Она не знала, как выразить признательность и смущение, а потому предпочла отправиться в город пешком. Если верить слухам, Эндрю с садовником лишились недельного жалованья.

Что ж, рано или поздно она разберется с этим. Сейчас ей хватало о чем подумать, помимо Эндрю. Среди помогавших на балу горожан был и кузен Уэсли. Он сообщил, что семья намерена познакомиться с ней. Единственным условием было не упоминать Элис Тэйт при бабушке. Очевидно, та была ее любимицей, и горе едва не убило старуху. И вот Пруденс провела утро в обществе Уэсли, его родителей и бабушки, которая гостила у сына до выздоровления.

При мысли о семье на сердце у нее потеплело. С момента приезда в Саммерсет и потери сестер внутри стало пусто, и Пруденс боялась, что больше уже никогда не изведает этой сердечной связи.

Сначала воссоединение протекало неловко, поскольку все пытались найти тему для разговора, не затрагивающую Элис, но за ланчем расслабились, беседа потекла непринужденно, и Пруденс осталась довольна. У дяди были мамины глаза и широкая улыбка, она сразу прониклась к нему теплыми чувствами. Семья пока не сложилась, но начало было положено, и Пруденс не сомневалась, что приглашение заходить в любое время прозвучало от чистого сердца.

Это было истинным облегчением. Пруденс еще не знала, как поступить, но жизнь в особняке с каждым днем становилась все более невыносимой. Хотя она отчасти надеялась, что все вернется на круги своя после Пасхи, в душе ей было ясно, что прошлого не вернуть. Пора перестать праздновать труса и позаботиться о себе самой. Леди Саммерсет открыто выказала свои чувства, и Пруденс знала, что активные действия с ее стороны — вопрос времени.

Пруденс поспешно завернула за угол к черному ходу. Утром она никому не сказала, что идет в город, и сейчас торопилась проведать Викторию, которая в последний раз показалась ей расстроенной. Перед дверью стоял грузовой фургон, но Пруденс не обратила на него никакого внимания. При таком наплыве гостей продуктов было не напастись.

В коридоре она кивнула горничной и пожелала Стряпухе доброго дня. После рождественского бала прошло двое суток, и Пруденс старалась вести себя как обычно. Толку от этого, правда, не было. Прислуга никогда ее не примет.

— Тебе лучше поторопиться наверх и помочь молодым госпожам, — раздался за спиной голос Гортензии.

После праздника француженка охладела к Пруденс, что было неудивительно, коль скоро вскрылась враждебность графини. Пруденс не понимала лишь, почему камеристка вначале пыталась с ней подружиться.

— А что случилось? — спросила она.

— Пока ты шаталась по городу, из Лондона прибыли их вещи. У моей госпожи и так дел по горло, а тут, в придачу к гостям, привезли целый мебельный магазин!

— Там никакой не магазин, — возразил один из лакеев, как раз вносивший большой сундук. — Только личные вещи и разные мелочи.

— Чьи личные вещи? — Пруденс ощутила неладное.

— Твоих хозяек, чьи же еще, — фыркнула Гортензия. — Хорошая камеристка должна бы и знать.

— Я не камеристка, — отрезала Пруденс.

Расстегивая пальто, она устремилась по лестнице в Главный зал. Большинство гостей уже разошлись по своим покоям вздремнуть или принять ванну; остальные играли в гостиной в карты. Пруденс пренебрегла черной лестницей и воспользовалась парадной — кратчайшим путем до комнаты Ровены.

— Пруденс! — окликнул ее лорд Биллингсли, но она не остановилась.

Она уже обо всем догадалась, однако хотела услышать правду из уст Ровены.

Вся комната была заставлена сундуками и мелкой мебелью. Пруденс узнала хорошенький туалетный столик, который сэр Филип привез Ровене из Франции, и небольшое полированное кресло-качалку матери Ро и Вик.

Ровена стояла посреди своей золотисто-зеленой комнаты, ее красивое лицо исказилось от паники. Напротив, сжимая кулаки, застыла Виктория.

— Так что же происходит?

Высокий голос младшей сестры срывался — верный признак неминуемого удушья, если она не успокоится.