Книга Униженные и оскорбленные - Федор Достоевский

Она даже раскраснелась и хоть смеялась, но Маслобоевудосталось порядочно.

– Про всякий стыд рассказывает! – серьезно прибавила она,обратясь ко мне.

– Ну, Ваня, таково-то житье мое! По этой причине непременноводочки! – решил Маслобоев, оправляя волосы и чуть не бегом направляясь кграфину. Но Александра Семеновна предупредила его: подскочила к столу, налиласама, подала и даже ласково потрепала его по щеке. Маслобоев с гордостьюподмигнул мне глазом, щелкнул языком и торжественно выпил свою рюмку.

– Насчет леденцов трудно сообразить, – начал он, усаживаясьподле меня на диване. – Я их купил третьего дня, в пьяном виде, в овощнойлавочке, – не знаю для чего. Впрочем, может быть, для того, чтоб поддержатьотечественную торговлю и промышленность, – не знаю наверно; помню только, что яшел тогда по улице пьяный, упал в грязь, рвал на себе волосы и плакал о том,что ни к чему не способен. Я, разумеется, об леденцах забыл, так они и осталисьу меня в кармане до вчерашнего дня, когда я сел на них, садясь на твой диван.Насчет танцев же опять тот же нетрезвый вид: вчера я был достаточно пьян, а впьяном виде я, когда бываю доволен судьбою, иногда танцую. Вот и все; кромеразве того, что эта сиротка возбудила во мне жалость, да, кроме того, она иговорить со мной не хотела, как будто сердилась. Я и ну танцевать, чтоб развеселитьее, и леденчиками попотчевал.

– А не подкупал ее, чтоб у ней кое-что выведать, и,признайся откровенно: нарочно ты зашел ко мне, зная, что меня дома не будет,чтоб поговорить с ней между четырех глаз и что-нибудь выведать, или нет? Ведь язнаю, ты с ней часа полтора просидел, уверил ее, что ее мать покойницу знаешь,и что-то выспрашивал.

Маслобоев прищурился и плутовски усмехнулся.

– А ведь идея-то была бы недурна, – сказал он. – Нет, Ваня,это не то. То есть, почему не расспросить при случае; но это не то. Слушай,старинный приятель, я хоть теперь и довольно пьян, по обыкновению, но знай, чтос злым умыслом Филипп тебя никогда не обманет, с злым то есть умыслом.

– Ну, а без злого умысла?

– Ну... и без злого умысла. Но к черту это, выпьем, и обделе! Дело-то пустое, – продолжал он, выпив. – Эта Бубнова не имела никакогоправа держать эту девочку; я все разузнал. Никакого тут усыновления или прочегоне было. Мать должна была ей денег, та и забрала к себе девчонку. Бубнова хотьи плутовка, хоть и злодейка, но баба-дура, как и все бабы. У покойницы былхороший паспорт; следственно, все чисто. Елена может жить у тебя, хотя бы оченьхорошо было, если б какие-нибудь люди семейные и благодетельные взяли еесерьезно на воспитание. Но покамест пусть она у тебя. Это ничего; я тебе всеобделаю: Бубнова и пальцем пошевелить не смеет. О покойнице же матери я почтиничего не узнал точного. Она чья-то вдова, по фамилии Зальцман.

– Так, мне так и Нелли говорила.

– Ну, так и кончено. Теперь же, Ваня, – начал он с некотороюторжественностью, – я имею к тебе одну просьбицу. Ты же исполни. Расскажи мнепо возможности подробнее, что у тебя за дела, куда ты ходишь, где бываешь поцелым дням? Я хоть отчасти и слышал и знаю, но мне надобно знать гораздоподробнее.

Такая торжественность удивила меня и даже обеспокоила.

– Да что такое? Для чего тебе это знать? Ты так торжественноспрашиваешь...

– Вот что, Ваня, без лишних слов: я тебе хочу оказатьуслугу. Видишь, дружище, если б я с тобой хитрил, я бы у тебя и безторжественности умел выпытать. А ты подозреваешь, что я с тобой хитрю: давеча,леденцы-то; я ведь понял. Но так как я с торжественностью говорю, значит, недля себя интересуюсь, а для тебя. Так ты не сомневайся и говори напрямик,правду – истинную...

– Да какую услугу? Слушай, Маслобоев, для чего ты не хочешьмне рассказать что-нибудь о князе? Мне это нужно. Вот это будет услуга.

– О князе! гм... Ну, так и быть, прямо скажу: я ивыспрашиваю теперь тебя по поводу князя.

– Как?

– А вот как: я, брат, заметил, что он как-то в твои делазамешался; между прочим, он расспрашивал меня об тебе. Уж как он узнал, что мызнакомы, – это не твое дело. А только главное в том: берегись ты этого князя.Это Иуда-предатель и даже хуже того. И потому, когда я увидал, что он отразилсяв твоих делах, то вострепетал за тебя. Впрочем, я ведь ничего не знаю; длятого-то и прошу тебя рассказать, чтоб я мог судить... И даже для того тебясегодня к себе призвал. Вот это-то и есть то важное дело; прямо объясняю.

– По крайней мере ты мне скажешь хоть что-нибудь, хоть то,почему именно я должен опасаться князя.

– Хорошо, так и быть; я, брат, вообще употребляюсь иногда поиным делам. Но рассуди: мне ведь иные и доверяются-то потому, что я не болтун.Как же я тебе буду рассказывать? Так и не взыщи, если расскажу вообще, слишкомвообще, для того только, чтоб доказать: какой, дескать, он выходит подлец. Ну,начинай же сначала ты, про свое.

Я рассудил, что в моих делах мне решительно нечего былоскрывать от Маслобоева. Дело Наташи было не секретное; к тому же я мог ожидатьдля нее некоторой пользы от Маслобоева. Разумеется, в моем рассказе я, повозможности, обошел некоторые пункты. Маслобоев в особенности внимательнослушал все, что касалось князя; во многих местах меня останавливал, многоевновь переспрашивал, так что я рассказал ему довольно подробно. Рассказ мойпродолжался с полчаса.

– Гм! умная голова у этой девицы, – решил Маслобоев. – Если,может быть, и не совсем верно догадалась она про князя, то уж то одно хорошо,что с первого шагу узнала, с кем имеет дело, и прервала все сношения. МолодецНаталья Николаевна! Пью за ее здоровье! (Он выпил.) Тут не только ум, тутсердца надо было, чтоб не дать себя обмануть. И сердце не выдало. Разумеется,ее дело проиграно: князь настоит на своем, и Алеша ее бросит. Жаль одного,Ихменева, – десять тысяч платить этому подлецу! Да кто у него по делу-то ходил,кто хлопотал? Небось сам! Э-эх! То-то все эти горячие и благородные! Никуда негодится народ! С князем не так надо было действовать. Я бы такого адвокатикадостал Ихменеву – э-эх! – И он с досадой стукнул по столу.

– Ну, теперь что же князь-то?

– А ты все о князе. Да что об нем говорить; и не рад, чтовызвался. Я ведь, Ваня, только хотел тебя насчет этого мошенника предуведомить,чтобы, так сказать, оградить тебя от его влияния. Кто с ним связывается, тот небезопасен. Так ты держи ухо востро; вот и все. А ты уж и подумал, что я тебебог знает какие парижские тайны хочу сообщить. И видно, что романист! Ну, чтоговорить о подлеце? Подлец так и есть подлец... Ну, вот, например, расскажутебе одно его дельце, разумеется без мест, без городов, без лиц, то есть безкалендарской точности. Ты знаешь, что он еще в первой молодости, когдапринужден был жить канцелярским жалованьем, женился на богатой купчихе. Ну, сэтой купчихой он не совсем вежливо обошелся, и хоть не в ней теперь дело, нозамечу, друг Ваня, что он всю жизнь наиболее по таким делам любил промышлять.Вот еще случай: поехал он за границу. Там...