Книга Оберег - Дмитрий Игоревич Сорокин

из ножен широкий нож с богатой рукоятью. Второй, сообразив, что коня можно и бесплатно получить, тоже достал нож и решил обойти Руслана сзади. Со стороны цыганского обоза уже спешили другие верховые, озабоченные тем, что караван встал.

Первый цыган широко размахнулся, собираясь сверху ударить Руслана ножом, но тот опередил его, проткнув насквозь. Выдернул меч, обернулся, перебросил оружие в левую руку и мощным ударом кулака ссадил наземь второго, тоже уже готового ударить.

— Извините, ребята, вы на меня напали, пришлось защищаться. — пробормотал Руслан, прикидывая, кто на него кинется следующим. На него напали сразу трое: двое с ножами, один с кнутом. Тому, что с кнутом, поначалу свои здорово мешали: вытянув своего же товарища, и, как это у цыган водится, скорее всего, родственника, кнутом вдоль спины, он схватился за степняцкую саблю, висевшую на поясе. Сабля — оружие посерьезнее ножа, и основное внимание Руслан сконцентрировал именно на этом противнике. Ранив его в руку, богатырь воспользовался возникшим замешательством, чтобы разобраться с тем, кто отведал кнута. Затем кто-то, обошедший его сзади, ударил кнутом его самого, под колени. Ноги обожгло чудовищной болью, но Руслан устоял. Сонная дымка, словно окружавшая его с момента выезда из полянской веси, наконец-то спала. Богатырь осерчал и начал рубиться в полную силу, не обращая внимания на старые и новые раны и черпая из своего тела последние силы. Первым делом он снес голову тому, что с саблей. Затем быстрыми очными ударами уложил еще троих. Собравшиеся было на подмогу товарищам притормозили, видя семь трупов. Руслан понял, что если не продолжит бой прямо вот сейчас, не медля ни мига, то силы оставят его, и тогда — неминучая погибель. И в то же самое время он вспомнил, что у него тоже есть свой «запасной полк». Нашарив в кармане ларчик размером с орех, Руслан швырнул его под ноги цыганам и побежал на них. Ударившись оземь, ларчик принял свои первоначальные размеры и придавил ноги двоим вечным бродягам, так и не успевшим понять, что с ними случилось. Крышка ларя откинулась, из него вылезли одинаковые братья Эйты, как окрестил их про себя Руслан.

— Хде энто мы? — удивился один из них.

— В драке! — рявкнул Руслан, уже рубясь с двумя сабельщиками сразу.

— Пора поразмяться, что ли… — бесцветным голосом протянул второй балбес, неторопливо направляясь к трем цыганам, обходившим Руслана справа. Тут же он получил вскользь кнутом пор руке, взревел и озверел. — Ах, так?! Ну ла-адно! — Увесистыми кулачищами он быстро успокоил своих противников, резво вернулся к своему ящику и вынул из него огромную дубину. Его брат уже успел вооружиться точно такой же. И пошла-поехала потеха: Руслан в центре, балбесы с боков лупили цыган почем зря. Богатырь несколько раз предлагал прекратить бессмысленное побоище, но цыгане упрямо перли на меч и дубины. Руслан уже старался не убивать, а калечить: ярость прошла, и он не видел смысла в чрезмерной жестокости. Братья Эйты, не задумываясь о последствиях, просто лупили своими дубинами всех, кто под руку подворачивался.

Наконец, когда на ногах осталось стоять чуть больше дюжины мужчин, а женщины и дети завывали, кляня судьбу, что привела их на эту дорогу, цыгане пошли на мировую. Руслан мутнеющим взором смотрел, как они грузят трупы и раненых в свои кибитки, как разворачивается их караван и на предельной скорости убывает туда, откуда пришел. Все раны, полученные в недавнем бою с древлянами, открылись и кровоточили; силы окончательно оставили богатыря. Но лишь тогда, когда стих последний отзвук убегающего табора, Руслан позволил себе опуститься на траву.

— Эй, ты чего? — ошалело спросил его один из братьев. — Помираешь, что ли?

— Эй, ты давай, того, не помирай! — возмутился второй. — С кем мы выпивать будем?!

— Знахаря бы… — чуть слышно пробормотал Руслан и лишился чувств.

В чистом поле, возле тракта, среди конского навоза, луж крови, и прочих следов жестокой сечи, над бесчувственным раненым богатырем стояли два совершенно одинаковых громадных детины с дубьем в руках и озадаченно чесали в затылках.

— Эй, ты, что делать бум?

— А я знахарь? Я знаю?!

— Может, закопаем?

— А если он еще живой?

— А ну и что?

— Как это «что»?! Он же нам наливал! И, потом, из такой дыры в мир вытащил! Почитай, наш третий братуха. Родного брата — и живьем закопать?! Не, я так не могу.

— Да, нехорошо получилось бы…

— Так че делать-то бум?

— Он сказал: «Знахаря бы», я точно слышал. Надо найти знахаря и сюды привесть.

— А можть, он до знахаря уже загнется?

— Тогда надо его к знахарю снести.

— На себе, что ли?

— Зачем? В сундук наш упихаем — и к знахарю.

— Ну ты даешь! Я б ни в жисть не додумался! Постой, а если он — в сундук, то мы-то как же?!

— А ножками. А ты что, думал до знахаря в сундуке ехать? Сундук, брат, сам ездить не умеет. А жаль. Найти б колдуна толкового, чтоб зачаровал его хорошенько, и колеси себе по свету! Сегодня здесь подрался, завтра там…

— Да, это жизнь! А и сегодня неплохо подрались…

Почесав языки еще некоторое время, они все-таки уложили Руслана в свой огромный ларь, без видимых усилий подняли на высоту своего роста и шваркнули об землю. Ларь съежился, и старший брат (в смысле, тот, что чуть поумнее), положил его в карман. Еще некоторое время заняло пространное обсуждение направления, в котором следует поискать знахаря. Наконец, братья в несчетный раз взлохматили свои тысячу лет не мытые затылки, и пошли вслед умчавшимся цыганам. Шмель, с безопасного расстояния наблюдавший ход сражения, увидев, как Руслана положили в ящик, потрусил за ними.

Очень скоро выяснилось, что молча дрыхнуть в ларе — одно, а молча идти бок о бок по дороге — совсем другое.

— Эй ты, давай поговорим.

— Давай. А о чем?

— А что, есть разница?

— Да, по-моему, нет.

— Тогда давай сказывать байки.

— Давай. Кто первый?

— Ты. Ты старшой, я уступаю.

— Лады. Тогда слушай. Жила была одна овечка…

— А что такое «овечка»?

— Не знаю, только байка так начинается. Не перебивай. Жила-была, значит, одна овечка. Не простая, а золотая. Ничего в жизни она не делала, только спала да травку щипала…

— Чтоб я так жил! Только чтоб еще и подраться!

— Не перебивай, говорю! А то так звездану — закачаешься. Ну, вот. А прознали в далекой земле про нее могущественные… тьфу, запамятовал. Хоть тресни, не могу вспомнить, как они назывались…

— Так что, треснуть?

— Я т-те тресну! Слушай дальше. В общем, эти самые,