Книга Шхуна, которая не желала плавать - Фарли Мак-Гилл Моуэт

назад в залив со скоростью пяти узлов. А поскольку наша максимальная скорость если и превышала пять узлов, то лишь чуть-чуть, то выпадали периоды, когда мы буквально час за часом оставались на одном месте. Что давало нам свободу наслаждаться чудесными видами, но плохо действовало на настроение Джека. Его первоначальная оценка времени, которое нам должно было потребоваться, чтобы добраться до Монреаля, вероятно, подсознательно опиралась на данные торпедного катера, способного развить скорость до сорока узлов. И уж во всяком случае он не учел встречные ветры, встречные отливы, встречные течения и встречные же волны.

Однажды мы все утро провели в созерцании неизменных очертаний Фейм-Пойнта, маячивших в нескольких милях по носу, и к полудню Джек уже кипел.

— Боже Великий! — взорвался он. — Да мы бы вплавь добрались до Монреаля куда быстрее!

Он несколько преувеличивал, но не настолько, чтобы вступать с ним в спор. И еще я промолчал потому, что мы — хотя он этого еще не заметил — понемножку меняли свое положение по отношению к Фейм-Пойнту. Во всяком случае, мыс отступал и отступал вдаль!

Было простым невезением, что в этот момент нас нагнало грузовое судно, направлявшееся в Монреаль со скоростью не менее пятнадцати узлов. Но не само оно явилось последней каплей в чаше терзаний Джека, а зрелище красивой спортивной яхты, уютно расположившейся на его палубе, а также троих бездельников, несомненно команды этой яхты, которые нежились в шезлонгах возле своей красавицы.

Вечером, когда мы припарковали «Счастливое Дерзание» на илистой отмели в крохотном порту Л’Анс-а-Валло несколько восточнее Фейм-Пойнта, мы оказались на пять миль восточнее, чем утром.

И еще мы оказались без Джека Макклелланда. Второй раз за время знакомства с нашей шхункой он должен был ее покинуть, несколько не достигнув порта назначения. На этот раз не достигнув его миль на девятьсот.

Джек чувствовал себя скверно, что вот так бросает меня у этого пустынного побережья, но он, как и в прошлый раз, поклялся найти мне нового помощника. Я ему не поверил, поскольку в радиусе сотен миль от Л’Анс-а-Валло у нас не было ни единой знакомой души. Джек, взяв напрокат машину, отправился за сорок миль в Гаспе, оставив меня одного в глубоком унынии с жуткой перспективой впереди плыть дальше в одиночку — если я вообще поплыву.

Через три часа от тягостных размышлений в каюте меня отвлек оклик с пристани:

— Эй! Это, что ли, шхуна «Несчастное Решето»?

Ну, я иногда позволяю себе делать нелестные замечания по адресу моего корабля, но никто другой не смеет позволять себе подобное и оставаться непокаранным. Уязвленный до глубины души, я взлетел вверх по трапу.

— А кого, черт дери, это интересует?

Высоко-высоко надо мною (был отлив, и шхуна находилась в двадцати футах ниже пристани) на фоне неба возникла голова с всклокоченной шевелюрой. Под шевелюрой находилось молодое загорелое лицо, с которого на меня с некоторой робостью смотрели простодушные голубые глаза.

— Извините, сэр, но мистер Макланон сказал, чтоб я искал шхуну с таким названием. Я на ней вроде бы в помощники требуюсь.

Я пригласил владельца лица и шевелюры на борт, и все шесть футов и шесть дюймов его долговязой фигуры неуклюже спустились по прутьям железной лестницы. Он представился: Глен Уилсон, двадцать два года, прежде военнослужащий вооруженных сил США, а теперь свободный скиталец по лику Земли. Расставшись с армией США несколько внезапно по причине разногласий относительно войны во Вьетнаме, Глен ловко перебрался через границу в Британскую Колумбию и на попутном транспорте добирался до Ньюфаундленда. Он стоял на мосту в Гаспе, и тут рядом остановилась машина и, как он описал происходившее:

— Вылез шикарный тип, белобрысый такой, и спросил, ходил ли я когда-нибудь на морских судах. Я говорю: нет. И на речных тоже никогда. Он спрашивает, а не хочу я попробовать. Черт, думаю, а что? Ну, я оглянуться не успел, уже сижу в машине, а он чего-то говорит французу за рулем. Потом пожал мне руку, сказал, что я поплыву на шхуне «Несчастное Решето», а идет она в Монреаль. Вот я и тут. Может, вы не против?

Сначала мне стало смешно, потом я призадумался. Казалось маловероятным, что этот молодой пехотинец сумеет хоть в чем-нибудь мне помочь, но я хоть не буду в одиночестве. Однако я в нем ошибся. Глен оказался прирожденным моряком и впервые обрел свое истинное призвание.

Л’Анс-а-Валло подарил мне не только помощника, но еще и добрый совет. В тот же вечер дородный, исполненный достоинства французский джентльмен явился на пристань и представился ушедшим на покой капитаном гоелетты — суда эти плавают только по реке Святого Лаврентия. Я поведал ему о некоторых моих незадачах в попытке лезть вверх по склону, и он объяснил, как их избегать.

Нам, сказал он, следует плыть главным образом по ночам, когда задувает западный ветер; и, насколько возможно, в часы прилива; и еще нам следует держаться в миле от берега, чтобы воспользоваться контртечениями, которые устремляются вверх, а не вниз по реке.

В эту же ночь мы подвергли новый рецепт практической проверке и получили великолепные результаты. К рассвету мы оказались в шестидесяти милях западнее Фейм-Пойнта. Это так меня ободрило, что мы плыли весь этот день и всю следующую ночь, и могли бы плыть так до бесконечности, если бы нам не пришлось искать еще одну илистую отмель.

Однако мы теперь находились у берега, где илистых отмелей вообще нет в заводи. Заглянув в два-три маленьких порта, мы были вынуждены удовлетвориться кучей опилок — отходов лесопильни, которые сбрасывались в мелкой заводи и образовали искусственную косу. Хотя обработка опилками оказалась удачной, они все-таки ни в какое сравнение не шли с глиной острова Принца Эдуарда. Как большой знаток илистых отмелей, авторитетно утверждаю, что для определенных корабельных целей красная глина этого острова остается непревзойденной.

С момента выхода из озерного лабиринта Бра-д’Ор «Счастливое Дерзание» в целом вела себя вполне пристойно, если, конечно, не считать течи, но это был хронический недуг. Казалось, она не только смирилась с этим плаванием, но оно доставляло ей удовольствие. Однако после того как в устье реки мы оказались среди многочисленных судов, этому ее настроению вскоре пришел конец.

Если не считать двух-трех грузовиков, которых мы видели в заливе, по-настоящему больших судов ей еще встречать не доводилось. И когда за одну ночь мы повстречали три лайнера, авианосец, рудовоз водоизмещением в пятьдесят тысяч тонн и десятки других судов, которые все полностью