Книга Гость внутри - Алексей Гравицкий

Так было долго…

И кончилось неожиданно.

Вдруг солнце, что металось бешеным кругом у нас над головой, мазнуло ослепительной стрелой перед нашими глазами. Исчезла пустыня, исчез свет, и серый асфальт питерского грязного двора принял нас в свои грубые объятия.

Над нами стоял Черный Человек. Он изменился. Поза сделалась менее вычурной, грудь тяжело вздымалась. Победа далась ему тяжело.

– Не стоило вмешиваться, Дмитрий Олегович, – тяжело прошептал он.

– Откуда… тебе… знать… – вытолкнул из себя слова дядя Дима.

И мир вздрогнул в последний раз.

Черный Человек, как при замедленной съемке, начал удаляться куда-то вверх и назад.

– Беги, дядя Дима, беги! – закричал кто-то рядом, и я узнал голос Егора. – Беги!

Мимо замелькали обшарпанные стены, которые то и дело бросались на нас, били, толкали. Тротуар норовил подвернуть ноги.

Дядя Дима бежал. Из последних сил.

– Мне дай! Дай мне! – закричал я, сам не понимая смысла этих слов.

– Не время, не сейчас, – прохрипел дядя Дима. – Погоди.

И вдруг нас ударило в спину. Сильно.

Кто-то крикнул коротко, и асфальт ткнулся нам в лицо.

И стало больно. Больно!!

Дядя Дима пропал. Тело снова вернулось ко мне. Со всей своей болью и ужасом.

– Беги! – знакомо закричал Егор.

Я вскочил, обернулся и увидел, как в сопровождении троих хмырей с пистолетами идет он, Черный Человек. В руках одного дымился пистолет.

– Беги!

И я побежал…

– Прикинь, на, я ему в спину пулю вмандил, а он того, по барабану. На четырки и драпать, – поделился своими наблюдениями здоровый лоб, тот, что держал пистолет. – Я вообще-то не промазал. Чисто лепил, в натуре…

– Ничего, ничего. Ты молодец, – тихо прошептал стоящий рядом. – Ты молодец.

От этого шепота здоровяк как-то осунулся, стих и сделал пару шагов назад.

– Видели, кого искать? Вот и ищите, ищите…

20

Алексей Беляев. Бежать!

На случайность жаловаться обычно не принято. Нечаянно, неумышленно, невзначай, как на грех, по стечению обстоятельств. Эти синонимы слова «случайность» носят оправдательный оттенок, и если не приравнивают ее к судьбе, то уж точно приближают, делают родственной. На самом деле Его Величество Случай только миф, идея, в которую принято верить, чтобы оправдать свое боязливое отношение к правде. Люди, страшащиеся риска, но вынужденные по тем или иным причинам рисковать, часто оправдывают происшедшее случаем. На самом деле все события связаны между собой логической цепочкой разнообразных поступков. Хотя, наверное, именно сложное переплетение этих цепочек и принято называть Случаем.

Она вышла мне навстречу из темноты подъезда, и я успел затормозить только в последний момент, ухватившись руками за дверной косяк. Лариса испуганно отступила назад. Ее рука дернулась к сумочке.

Поняв, что еще через мгновение я получу, как минимум, струю из газового баллончика, я прохрипел, выставив вперед руку:

– Лариса, это я. Не надо.

Больше ничего сказать не получилось, в боку невыносимо кололо, и я согнулся пополам, давясь тошнотой.

– Беляев? – Ее голос был удивленно-брезгливым. – Лешка?

Не в силах что-либо сказать, я энергично закивал, затем, прислонившись спиной к подъездной стене, сполз вниз. Последние несколько километров я бежал. Шарахался от людей, повсюду мне мерещились черные провалы, двери, какие-то чудовища. Несколько раз, перебегая улицу, я чудом избежал столкновения с автомобилем. Мне казалось, что только таким путем я смогу уйти от погони. Мнимой или реальной, разобрать было уже невозможно. Мир вокруг меня не мог называться реальным, потому что воспринимаемое большинством не имело для меня никакого смысла, а то, что видел и чувствовал я, для большинства было просто бредом.

В конце концов, когда истерика поулеглась, а воздух стал колом в горле, я кинулся в ближайший подъезд. И столкнулся там с ней. Я не заметил, что она сильно изменилась, типаж «богемной давалки» плавно сменился на «все знающая стерва», цвет волос из натурально рыжего превратился в рыжий с краской, утончился макияж, заострились черты лица. Сейчас мне это было все равно, сейчас это не имело никакого значения. Да и времени разглядывать Ларису у меня было не много. Я осторожно выглядывал из подъездной темноты, стараясь понять, с какой стороны ждать погони. На какой-то момент я даже забыл про ее существование, и, когда над ухом раздался Ларискин голос, я вздрогнул.

– Беляев, ты что? У тебя все в порядке?

– Лариска! – Я вскочил, и она отступила от меня. – Лариска, спрячь меня! Помоги мне, а?! Я тебе отплачу, честно! Только спрячь меня! Ну, пожалуйста!!! Только срочно.

На ее мимику следовало бы обратить внимание. Но мне было не до этого.

– Хорошо, пошли, – наконец сказала она.

* * *

В Ларискиной квартире чувствовалось нечто нежилое. Что-то особенное в сочетании цветов, в планировке. Неуловимо, на уровне ощущений, но между тем кристально ясно. Наверное, она чувствовала то же самое, и оттого в квартире ничто не лежало на своем месте. Одежда валялась на полу или свешивалась со стула бесформенной кучей, тарелки громоздились на кухне без всякого порядка, большой диван стоял посреди комнаты, близко придвинутый к телевизору. Создавалось ощущение, что этим беспорядком хозяйка стремилась подчеркнуть, упрочить факт своего проживания. Словно она доказывала самой себе, что может тут жить, имеет право наводить бардак, не следуя никаким неписаным правилам.

Я просидел у нее целый день. Лариса буквально втащила меня на четвертый этаж, потому что ноги отказались мне служить, заперла и ушла, ее ждали какие-то дела. Некоторое время я сидел в ванной и меня бил озноб, хотя из кранов хлестала обжигающая вода, потом, немного придя в себя, перебрался на кухню, где и просидел, боясь пошевелиться, весь день. Наверное, со стороны это выглядело дебильно. Человек, завернувшийся в огромное полотенце, сидит посреди кухни и беседует сам с собой в голос…

– Я же говорил, – заунывно тянул Петя. – Я же предупреждал. Бежать. Бежать надо. Пока не поздно. И даже если поздно, все равно бежать.

– Егор, – позвал я. – Чего молчишь?

– Думаю.

– Чего тут думать? Или, может быть, дядя Дима…

– Не говори ерунды, – мрачно проговорил Егор. – Дяди Димы больше нету. Гуд-бай, май лав, гуд-бай.

В голосе Егора мне послышался сарказм. Не истерика, а мрачное такое ехидство.

Сигареты кончились, в открытую форточку тянуло холодом. Встать и закрыть было лень. Я поежился.

– Егор, твою в дышло. Чего молчишь опять? Ты думаешь, он умер?