Книга Гость внутри - Алексей Гравицкий

«Это не пустая отписка. Это все серьезно. Серьезно все. Очень. Главное тут – поверить. Если вы поверите тому, что я здесь написал, то у вас будет оружие – знание. Шанс у вас будет».

Какой к черту шанс? Он прочел, он поверил. Вот Шурка не поверил, а он… наедине с самим собой можно признаться в том, что и в самом деле поверил в этот бред. Или хотел поверить? Да какая разница. Важно другое. О чем ты, Леша? О чем?!

«Его звали Берг. Мы с ним познакомились в том самом клубе. Саша Берг. Он знал, как выпускать таких, как ОНО. Правда, он не знал, зачем это делают. Зачем запирают, кого запирают – не знал. И зачем выпускать, не знал. Он не знал ничего. Он сам сказал об этом мне. После. Там была чистая бумага. Два белых, чистых, как память после амнезии, листа».

Красивый оборот: «как память после амнезии». А мне что делать? Мне оставили один лист, на котором написано много. Возможно, даже больше, чем нужно, но не понятно же ни слова. Все зашифровано, шифр потерян, все, кто мог расшифровать, на том свете.

«А потом ОНО пошло. Странно как-то, будто что-то его сдерживало. Кажется, этим чем-то отчасти был я. ОНО пошло уничтожать. Убивало, доводило до безумия, изничтожало. Тех, кто был рядом. Рядом с Бергом, рядом со мной, рядом с ситуацией. Это ОНО убило Конрада. Конрад был магом. Настоящим. Одним из немногих в клубе. Потом ОНО еще убило. Много кого убило. И психиатра того. Это тоже ЕГО работа. ОНО – безразлично и безжалостно. ОНО чуждо человеческой психологии. ОНО… С НИМ нельзя договориться, ЕГО невозможно подкупить. ОНО не поддастся ни на какой соблазн…»

Якутенок отбросил лист. Зло отбросил, бессильно и яростно. Потом спохватился и, сложив пополам, сунул тетрадную страничку в ящик стола.

Кем был этот Леша Беляев? Просто сумасшедшим? Спасителем? Антихристом? Кем? Вот теперь он мертв, от него осталось смятое тело и смятая записка. В этой записке скомканный текст, смятые мысли. Что ему с ними делать?

И этот чертов спаситель, почему про него ничего не было слышно? Почему ничего не было слышно про то, от чего он спасал? Почему молчали попы? Почему молчали пророчества? Ведь не могло же все быть просто так на ровном месте. Или могло? Может, конец света приходит вот так незаметно? Может, мессия приходит так же тихо и так же тихо уходит? А потом спустя сотни лет, когда человечество осознает наконец, в какой заднице оно торчало, пишутся пророчества, легенда, алиллуйи…

Так, все, хватит. Это уже эзотерические бредни. Вернемся к прозе жизни.

Что у нас там в прозе? А все то же. Труп, бредовое письмо, нераскрытое дело. Висяк. Нет, забыть. Забыть к чертовой матери и труп этот, и письмо это. Жить надо реальностью, а не больными фантазиями сумасшедших мертвецов. У него дома жена. И сын. Надо Женькой заняться. Надо в школу сходить. Его же вызывали. И не первый раз вызывали, а он… Пока он занимается охраной правопорядка, до чего может докатиться его собственный сын?

Якутенок вздрогнул. Последняя фраза настолько походила на обычные наезды жены, что капитана покоробило. Стул скрипнул. Владимир Андреевич накинул на плечи плащ, вышел в коридор, запер дверь. Походя заглянул к Шурке:

– Я убег, если кто будет спрашивать… А ничего не говори, ты просто не знаешь, где я.

– Хорошо, – кивнул Березин. – А где вы?

– К сыну в школу надо заглянуть. Вызывали.

– Хорошо. До завтра, Владимир Андреевич.

– Бывай, Шурик.

На улице было прохладно. Якутенок застегнулся и побежал к автобусной остановке. Автобус, как назло, не дождался, захлопнул двери прямо перед носом и, натужно урча рваным глушителем, пополз вперед согласно маршруту. Капитан чертыхнулся и пошел пешком.

Бредил ты, Леша. Ты просто был сумасшедшим. Черт тебя знает, как угораздило так поломаться, может, с крыши сиганул, может, еще чего. Хотя на крыше никаких следов… Не знаю. Но записки дурацкие писать не стоило. А ты, господин капитан, хрен собачий, туда же! Веришь во всякие сказки. Детский сад развел. Так, у одного дурня галлюцинации веселые были, а ты и поверил. Все же каждому, самому серьезному даже взрослому человеку хочется сказки. Вот Шурка не поверил, но Шурка пацан еще. Ему сказки еще пока противны, он их отвергает. У него вся жизнь впереди. А у него уже возраст такой, что жизнь в печенках сидит, а сказки хочется.

Ладно, забыли. Еще один висяк в архив, и все. Жизнь продолжается.

– Стой! – Голос прозвучал резко, больно ударил… даже не по ушам, знакомый голос звучал прямо в голове.

Якутенок остановился, обернулся, но сзади никого не было.

– Кончай башкой вертеть, балда. – Слова врезались в голову, как скальпель. Капитану казалось, что это не слова, а мысли. Его мысли. – Я внутри тебя, – добавил голос.

Владимир Андреевич схватился за голову. Первое и самое яркое желание было оторвать ее, отбросить подальше, словно оскверненную святыню, которая в один страшный миг превратилась в свою полную противоположность. Оторвать, бросить подальше. Очень далеко. И бежать от предательницы, которая впустила в себя, впустила… неизвестно что…

– Бежать, бежать надо, – заныл где-то далеко второй голос.

– Что это? – хрипло спросил Якутенок.

– Петя Зарубин, – объяснил первый голос. – Не обращай внимания, он всегда ноет. Слушай сюда, у нас мало времени. Ты должен сделать то, что не успел я. Если это вообще возможно. Ты…

Голова закружилась, подступила тошнота. Капитан сделал несколько шагов вслепую, вцепился в подвернувшийся фонарный столб и медленно сполз на землю.

Только теперь Якутенок вспомнил, где слышал этот голос.

Это было несколько лет назад.

Голос принадлежал еще живому Алексею Николаевичу Беляеву, подозреваемому в причастности к убийству психиатра Северского.