Книга История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - Дмитрий Яворницкий

Войсковой писарь, как кошевой атаман и войсковой судья, выбирался товариществом на общей раде: он заведовал всеми письменными делами войска запорожского, рассылал листы, то есть приказы по куреням, вместе с этим вел все счета и издержки, писал, посовещавшись с монахами, к разным государям и вельможам от имени всего запорожского войска, бумаги[468], принимал все указы, ордера, листы и письма, присылавшиеся от разных царственных, властных и простых лиц в Сечь, на имя кошевого атамана и всего войска. Войсковой писарь у запорожских казаков был всегда один; обязанность его считалась столь важной, что если бы кто другой, вместо него, осмелился писать от имени Коша или принимать письма, передаваемые на его имя, того без пощады казнили смертью[469].

Значение войскового писаря в Запорожье было очень велико: многие из войсковых писарей влияли на настроение всего войска, многие в своих руках держали все нити политики и общественной жизни известного века; оттого положение войсковых запорожских писарей можно сравнить с положением генерального секретаря или главного министра при войске нашего времени. Влияние войсковых писарей тем сильнее сказывалось в Запорожье, что большинство из них оставалось на своих должностях в течение многих лет бессменно; так, известно, что в течение 41 года, от 1734 по 1775 год, в войске запорожском сменилось всего лишь четыре человека в звании войскового писаря[470]. При всем своем действительном значении, войсковой писарь, однако, нигде и ни в чем не старался показывать свою силу; напротив того, он всегда держал себя ниже своего положения. Оттого на всех бумагах, исходивших от войскового писаря, мы нигде не встречаем подписи его имени, – только один раз, и то вне Сечи, во время польского сейма в городе Остроге, писарь сделал подпись на листе: «Именем всего товарищества, войска его королевской милости запорожского низового, при нас находящегося, Андрей Тарасенко, писарь войска его королевской милости запорожского низового, собственной рукой»[471]. Обыкновенно же писарь, в конце бумаги, подписывал известную формулу: «Атаман кошовый зо всем старшим и меншим низовим войска запорожскаго товариством», вместе с фамилией кошевого, если последний был неграмотен, в противном случае формула и фамилия прописывались самим кошевым. Внешним знаком достоинства войскового писаря была чернильница в длинной серебряной оправе, по-польски каламарь, которую он, при войсковых собраниях, держал за поясом, а перо к чернильнице затыкал за правое ухо[472]. При всяком войсковом писаре состоял, в качестве помощника, выборный войсковой подписарий и сверх того иногда несколько человек «канцелярских разнаго звания служителей»[473], но «настоящей канцелярии» для писаря в Запорожье не полагалось, и все письменные дела отправлялись при его «квартире»[474]. Жизнь и содержание войскового писаря во всем были схожи с жизнью и содержанием войскового судьи, то есть он получал 50 рублей казенного жалованья и те же приношения от бочек водки, товаров, судебной пени и т. п.

Войсковой есаул, так же как кошевой атаман, судья и писарь, избирался общей радой из простых казаков низового товарищества; обязанности войскового есаула были очень сложны: он наблюдал за порядком и благочинием между казаками в мирное время в Сечи, в военное в лагере; следил за исполнением судебных приговоров по решению кошевого или всей рады как в самой Сечи, так и в отдаленных паланках войска; производил следствия по поводу разных споров и преступлений в среде семейных казаков запорожского поспильства; заготовлял продовольствие для войска на случай войны, принимал хлебное и денежное жалованье и, по приказу кошевого, разделял его сообразно должности каждого старшины; охранял всех проезжавших по степям запорожских вольностей; защищал интересы войска на пограничной линии; посылался впереди войска для разведки о неприятелях; следил за ходом битвы во время сражения; помогал той или другой стороне в жаркие минуты боя. Оттого мы видим, что в 1681 году войсковой есаул, с несколькими казаками, охранял московских послов во время ночлега их на реке Базавлуке[475]; в 1685 году, по просьбе кизыкерменского бея, он сгонял с Низу Днепра до Сечи казаков, занимавшихся здесь уводом татарских лошадей и причинявших другие «шкоды» татарам[476]; в 1765 году он посылался от Сечи к Днепру и Орели для охраны запорожской границы и казацких зимовников от русской линейной команды; в 1757, 1758, 1760 годах есаул, с большими командами, преследовал в степи «харцызов» и гайдамаков[477]. Оттого же понятно, почему войскового есаула разные мемуаристы и историки называют «поручиком»[478], «древним архонтом афинским»[479], правой рукой и правым глазом кошевого, и сравнивают его должность с должностью министра полиции, генерал-адъютанта при фельдмаршале[480]. Внешним знаком власти войскового есаула была деревянная трость, на обоих концах скованная серебряными кольцами, к концам утолщенная, посредине несколько спущенная, которую он обязан был держать во время войсковых собраний. Жизнь и доходы войскового есаула были такие же, как и войскового писаря; жалованья он получал 40 рублей в год. В помощники войсковому есаулу выбирался войсковой подъесаулий, а на случай войны – войсковой обозный, заведующий артиллерией и войсковым продовольствием и разделявший все труды есаула[481].

Все четыре названные лица – кошевой, судья, писарь и есаул – составляли запорожскую войсковую старшину, заведующую военными, административными, судебными и даже духовными делами всего запорожского низового войска; следовавшие за ними должностные лица только помогали главным и исполняли их волю и приказания. Не довольствуясь управлением края из Сечи, войсковая старшина не раз отправлялась вовнутрь казацких вольностей по городам, селам и зимовникам, чтобы на самых местах сделать такое или иное распоряжение, сообразно нуждам и потребностям населения: или уравнять повинности, или освободить от податей, или разделить угодья, или разобрать ссоры и наказать преступников. Как происходили эти поездки, видно из походных журналов сечевого архива, сохранившихся до нашего времени; лучшим образчиком такого журнала может служить журнал 1772 года: «Его вельможность, атаман кошевой Петр Иванович Калнишевский, пан судья войсковой Николай Тимофеевич, пан писарь войсковой Иван Яковлевич Глоба, бывший войсковой судья, Андрей Артемьевич Носач, начальник церквей отец Владимир Сокальский с дьяконом и войсковая канцелярия походная, февраля 28 числа 1772 года, в четверток, до восходу солнца [из Сечи] выехали. И ехали чрез весь день и ночи до полчаса на зимовник бывшего старшины, войскового есаула, Василия Андреевича Пишмича. Но по темности ночи, не доезжая сего Пишмичева зимовника, под сеном стали и, заночевав через всю ночь, оным сеном лошадей кормили. 24 числа февраля взяли дальнейший путь; в каком пути поспели уже в обеденное время в зимовник Пишмичев [теперь село Письмичевка Екатеринославского уезда, на речке Камышеватая Сура, притоке Мокрой Суры]. Коим встречею будучи приняты весьма хорошо, панов и при панах бывших, принимано, как то: обеде достаточный становил и горилкою нескудно подчивал. За се ему отблагодаривши, поехали, и ехали до Кодаку чрез весь день поспешно, куда в Кодак уже при захождении солнца поспели. Но прежде везде встречены были в Попасных буераках казаками новокодацкими, в достаточном числе, хорошо одетыми, с прапорем. А как стали подуспевать и к казацкому городу, тогда, во-первых, два из пушек сигнала дано, а потом раз по раз из всех имеющихся около городу раскатов стрельбу пушечную произведено. И были приготовленные в священническое одеяние все священники со диаконы, при башне, что от войскового дворца, для встречи со крестом; но что не в сию, а в другую поехали башню, для того священники уже разобравшись со священнаго одеяния, с поклоном на квартиру в войсковой дворец к пану кошевому приходили и, хорошо принятые будучи, отойшли. Где в войсковом дворце пан кошевой с паном пысарем, пан же судья с Андреем Артемовичем у Кондрата Северскаго, а отец начальник с дьяконом у священника Василия Алексеева квартирами стали. И ходили 25 числа в субботу в церковь на утреню и на службу. Прежде службы был акафист, а по акафисте пето умиленную песнь «О, всепетая Мати» и другая. А когда акафист совсем совершился, начата отцем Федором Фомичем (кодацким настоятелем) служба Божия. А по службе пан кошевой всех панов и священников, в том числе чрез ночь з Самары в Кодак поспевшаго и наместника Григория Порохню, звал и по несколько чарок горелки трактовал. И ходили все по просьбе к Полтавцу кушать, коим весьма хорошо, как сказывают, будучи принятые, воротились по квартирам. А на своей пан кошевой опочивши, ходил до вечерни; а по вечерни никуда нейдя, у себя вечерял и спать лег, и спал до утренняго звона, а в то время в церковь на утреню ходил, также и на службу, которая собором отправуемая была отцем начальником. А по службе все вообще званы кушать к пану судье. Пообедавши ж, в дом идучи, заходили в квартиру иерея Федора, где побыв малое время, разойшлись по квартирам. И пан кошевой в своей до вечерняго звона быв, а тогда в церковь на вечерню. По вечерни ж к иерею Василию вечеряти и в гости до иерея Артема ходил, у коего и певчими был забавлен; а оттуда, нейдя уже никуда, разойшлись по домам. И от 27 февраля за прощение принялись. В субботу приобщались Святым Тайнам все паны. От субботы до вовторника в Кодаке живя, всякие порядки обществу тамошнему полезные учреждали. И по учреждении у вовторник, 6 числа, марта о полдень, взялись в обратный марш: пан кошевой, пан судья и отец начальник, кои коль скоро в квартиры выехали, зараз раз по раз выстрелено из 2 пушек, и казаки с прапором до Попасных (буераков) провожали, а от Попасных повернулись. Мы же противу 7 числа марта невдаль Стефана Васильевича зимовника, что в Суре, а против 8 числа карта в Камяноватой ночевали. Авось либо и в Сечь попадем».