Книга История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - Дмитрий Яворницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем каждый кошевой избирался только на один год, по истечении которого на место его становился другой; исключения делались лишь для весьма немногих, особенно выдающихся и популярных лиц, как, например: Иван Сирко, Константин Гордиенко, Иван Милашевич и Петр Калнишевский, из коих первый был кошевым атаманом в течение 15 лет, а последний – в течение 10 лет; но и тут все-таки кошевые оставались в своей должности не на всю жизнь, а каждый год вновь избирались и вновь утверждались на общей раде всех казаков. Наконец, каждый кошевой был в зависимости от рады, то есть от совета всего «низового запорожского товарищества» или, говоря московским и польским языком, от «черни» и «простонародья» казацкого. Как пишет Яков Собеский, «кошевой у них как беспорядочно избирался не голосами, а криком и киданием шапок на избираемаго, то так же и лишался своей власти по прихоти непостоянной черни»[460]. Без общей рады всего запорожского войска кошевой атаман ничего не мог и ничего не смел предпринять. Читаем у Самуила Величко: «У нас не едного пана кошового порада до писания листов бивает, леч всего войска нашего запорожскаго единогласна: що кгди скажет в листу доложити, того а не пан кошовий, а не писар без езволения нашего переставляти сами собой неповинни». Оттого на всех ордерах и письмах, посылавшихся куда-либо от имени кошевого из Сечи, всегда делалась подпись не одного кошевого, а со всей старшиной и войском: «Атаман кошовый, зо всем старшим и меншим войска низового запорожскаго товариством»; «Атаман кошовый, зо всем старшим и меншим товариством войска его царскаго пресветлаго величества низового запорожского»; «Атаман кошовый войска запорожского з атаманнею и зо всем старшим и меншим товариством»; «Атаман кошовий зо всем низовим войска запорожского товариством»; «Атаман кошовый зо всем войска низового запорожскаго товариством»; «Атаман кошовый з атаманнею и зо всем старшим и меншим Днепровонизовым войска запорожского товариством»; «Атаман кошовий войска низового запорожского, зо всем старшим и меншим товариством»; «Ея Императорскато Величества войска запорожскаго низового атаман кошовий (имярек) свойском, старшиною и товариством»; «Атаман кошевой (имярек) с товариством»; «Атаман кошевой и товариство»[461].
В словесных сношениях с казаками кошевой обращался с ними не повелительно, а отечески или товарищески, называя их «дитками, братчиками, панами-молодцами, товарищами»; так, выслушав какую-нибудь бумагу на войсковой раде, кошевой обращался с речью к товариществу: «А шо будем робыты, паны-молодци?» Если случалось решать какое-либо важное войсковое дело, то кошевой атаман созывал все товарищество на общее собрание и, приняв важный и вместе почтительный вид, входил с открытой головой на определенное место среди радной площади, становился под войсковое знамя, кланялся несколько раз собранию и, стоя во все время рады, держал к товариществу речь, или осуждая какое-нибудь преступление, или смиренно прося у войска какой-либо в свою пользу благосклонности. Казаки слушали его с большим вниманием, а потом громко высказывали каждый свое мнение и, в случае несогласия с кошевым, показывали это своим голосом и разными телодвижениями; в случае же если находили требование кошевого совсем несообразным или просто малоосновательным, то совсем не покорялись его воле и лишали всеобщего уважения[462].
Как на Украине гетман, так в Запорожье кошевой атаман имел «при боку», особенно во время военных походов, несколько человек, от 30 до 50, слуг, выполнявших обязанности адъютантов при «власной» особе кошевого; это были так называемые «молодики джуры», или «хлопцы» – слуги-товарищи, исполнявшие такую же роль при кошевом, какую исполняли пажи при важной особе какого-нибудь рыцаря. Во время войны 1769 года в строевых казацких реестрах показано несколько человек молодиков «при пану кошевому»[463]; впрочем, эти же молодики прислуживали не только кошевому, но и другим лицам войсковой старшины, по два или по три при каждом; по словам англичанина Рондо, большей частью в хлопцы или слуги сечевых казаков попадали молодые люди из поляков[464]. Что это были не простые слуги при кошевом и других старшинах, видно из самых обязанностей, на них возлагавшихся: «молодики должны были Богу добре молиться, на коне репьяхом сыдити, шаблею отбиватьця, списом добре колоты и из рушныци зорко стриляти».
Жизнь кошевого атамана, как и прочих старшин, нисколько не отличалась от жизни остальных казаков: он пребывал всегда в том самом курене, в котором состоял и раньше до избрания своего на должность кошевого; стол и пищу имел в том же курене, общие с казаками; так было искони веков и только под конец исторического существования Запорожья войсковая старшина стала обзаводиться собственными домами в Сечи и иметь отдельный стол для себя. Главными источниками дохода кошевого атамана были: участок земли, дававшийся ему войском при общем разделе земных угодий между казаками, каждого нового года; царское жалованье – 70 рублей в год; часть пошлины за перевозы через реки; часть пошлины с товаров, именно «кварта», то есть ведро от всякой «куфы», или бочки привозимых в Сечу горилки и белого вина, часть муки, крупы и крымских или турецких товаров – «по товару от всякой ватаги»; судебная вира, то есть плата за раскование преступника от столба; и «некоторый малый презент» от всяких просителей; часть военной добычи от всякой малой партии казаков, отправлявшихся на какие-либо поиски; случайные приношения от шинкарей, брагарников, мясников и калачников медом, пивом, бузой (брагой), мясом и калачами. Кроме всего этого, на праздник Рождества Христова и Святой Пасхи кошевой получал так называемый «ралец», то есть подарок – по две или по три пары лисиц и больших калачей – от шинкарей, купцов и мастеровых: они собирались тремя отдельными партиями, являлись с поклоном к кошевому и подносили ему свои дары; за это кошевой должен был угощать их, сколько хотят, холодной горилкой и медом. В эти же дни кошевой поил и угощал у себя в курене всю старшину, куренных атаманов и простых казаков. Наконец, кошевому атаману шли еще некоторые из приблудных, пойманных на степи, лошадей: они держались в течение трех дней, и если по истечении этого времени не отыскивался их хозяин, поступали в собственность войсковой старшины, а в том числе, следовательно, и кошевого[465].
Войсковой судья был вторым лицом после кошевого атамана в запорожском войске; как и кошевой атаман, он избирался на войсковой раде из простого товарищества. Судья был блюстителем тех предковских обычаев и вековечных порядков, на которых зиждился весь строй казацкой жизни; в своих решениях он руководствовался не писаным законом, совсем не существовавшим у запорожских казаков, а преданиями или традициями, должно быть, занесенными из Украины в Запорожье, переходившими из уст в уста и освященными временем многих веков. Обязанностью войскового судьи было судить виновных скоро, право и нелицеприятно; он разбирал уголовные и гражданские дела и произносил суд над преступниками, предоставляя, однако, окончательный приговор суда решать кошевому атаману или войсковой раде. Войсковой судья иногда заменял особу кошевого, под именем «наказного кошевого атамана», исполнял должность казначея и артиллерии начальника при войсковом «скарбе и армате». Внешним знаком власти войскового судьи была большая серебряная печать, которую он обязан был держать при себе во время войсковых собраний или рад и прикладывать к бумагам, на которых постановлялось решение всей рады[466]. Судья, как и кошевой атаман, не имел ни особого жилища, ни отдельного стола, а жил и питался с казаками своего куреня. Главным доходом судьи было царское жалованье – 70 рублей в год и часть пошлины за перевозы через реки; кроме того, он получал, как и кошевой, ведро водки или белого вина от каждой привозимой в Сечу куфы, «по товару» от всякой ватаги, одного коня из приблудившихся лошадей, выкуп за «отбитие» преступника от столба, «малый презент» от всякого просителя, часть добычи от каждой партии, известное количество меду, пива, бузы, мяса и калачей от сечевых шинкарей, брагарников, мясников и калачников, наконец, рождественский и пасхальный ралец[467].