Книга Золотые времена - Александр Силецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Злые языки шептали, будто их нарочно выкрасили накануне праздничного дня.
Но это, разумеется, не так.
В Ежополе на праздники всегда, по указанию его отцов, природа принималась шустро хорошеть.
Об этом даже в городских анналах поминалось: мол, порядок в городе – отменный.
Ну так вот, какое может быть начало у кольца?!
Да надо ж было где-то, при невиданном скоплении народа, громогласно объявить, что небывалая аллея – есть и на века останется доступной для счастливых любований!
Всё, кажется, предусмотрели отцы города, а вот пристойный мост через Ежопку перекинуть не успели: подойдя к реке, аллея резко обрывалась, чтоб возобновиться на противоположном берегу.
И в этом месте, как и сотню лет назад, раз в день курсировал паром.
По зрелом размышлении начальство городское порешило, что, по сути, мост и ни к чему: с паромом даже интересней, всё – не как у всех.
И подходящее название паромному изделию придумали: «Плавучая Аллея Мировой Культурной Славы. Достояние народа».
А чтоб иностранцы тоже понимали, обозвали вовсе кратко: «Swimming Glory», чем гордились постоянно.
Вот сюда, к чудесному парому, и стеклись ежополяне вместе с жителями всех окрестных поселений.
Здесь, считалось, у аллеи – и начало, и конец.
На высоком берегу, у самого обрыва, касками сверкал пожарный духовой оркестр, чуть пониже, на песчаном, притрамбованном нарочно склоне, разместились отцы города, а у воды застыл восторженный народ.
И все смотрели в даль, точнее – на аллею, вдоль которой, зачехленные до нужного момента, величаво красовались некие бесформенные штуки трехметровой высоты.
Уж сколько простыней, пододеяльников и занавесок с навсегда, казалось бы, забитых магазинных складов приспособили для укрывания скульптур – не сосчитать.
Да дело ведь не в этом. Главное, чтоб праздник ощущался, был настрой!
Тут в тишине над речкой зычно протрубил охотничий рожок – мэр был большой любитель поохотиться в свободную минуту в заповедных подъежопольских лесах.
И мигом по бикфордовым шнурам, протянутым к подножью каждой статуи, с шипеньем побежал огонь, а после – кэ-эк забахало, зафыкало, распространяя во все стороны зловонье и снопы веселых искр.
Это, стало быть, особые патроны подрывали крепкие узлы на бельевых веревочках, которыми стянули самодельные чехлы, чтоб те некстати вдруг не соскочили на ветру.
Шум, дым, огонь – бедлам, какого горожане сроду не видали.
Даже в праздники чудесней не случалось!
А оркестр на косогоре тотчас заиграл известное всем «Утро красит нежным светом…», но лихие музыканты до того усердно принялись притоптывать, что склон в конце концов не выдержал и начал оползать, таща всех оркестрантов вниз.
Так, медленно съезжая к речке, и наяривали бедолаги, потому что в столь торжественный момент звучанье музыки, естественно, прервать было нельзя.
А вслед за ними вниз поехали и отцы города, наперебой крича: «Да здравствует великое свершение! Привет гостям Ежополя! Ура!»
Они бы с удовольствием молчали, но опять-таки – момент не позволял.
И только возле самой речки оползень притормозил.
Когда же фейерверк закончился, дымы рассеялись и все чехлы, полусгорев, упали наземь, взорам горожан предстала дивная картина.
По обеим сторонам аллеи, уходя за горизонт, на мощных пьедесталах высились отлитые из гипса, малость прикопченные фигуры – совершенно одинаковые и до боли, сызмальства знакомые любому.
В страстном порыве, левой рукой цепко ухватившись за лацкан пиджака, а правую нахально выпростав перед собой, они как будто все готовились сию минуту соскочить на землю, чтобы бесконечной чередою устремиться по аллее, громко топоча и оглашая воздух дружным революционным криком.
Девятьсот шестнадцать туловищ от Ленина стоячего и восемьдесят три – от Ленина сидячего. Как на подбор.
Сидячих, впрочем, от реки никто не видел – они были далеко за поворотом, и до них ретивым горожанам еще предстояло отшагать немало верст.
А вот что вызывало истинный восторг – все головы у статуй были разные!
Шекспир, Тургенев, Ломоносов, Дюрер, Менделеев, Эйзенштейн, Качалов, Жолио-Кюри, Трофим Денисович Лысенко – и много-много самых замечательных и даровитых из истории людской культуры.
Даже сплющенная голова какого-то титана первобытной мысли – то ли «хомо хабилиса», то ли синантропа – красовалась среди прочих.
Однако не у всех скульптур была привычная, цивильная одежда.
Трое оказались в гимназических тужурках, а один и вовсе был в рубашечке навыпуск, подпоясанной изящным ремешком, – похоже, этим туловищем Ленин обладал еще в глубоком детстве, когда даже и не ведал, что пойдет другой дорогой.
Гимназическим фигурам головы достались славные: Гомера, Тамерлана и Индиры Ганди. А на щуплом тельце в подпоясанной рубашке величаво громоздилась голова всегда нечесаного Карла Маркса.
Многих предстояло оглядеть счастливым горожанам и гостям Ежополя, чтоб поразиться раз и навсегда пытливой мысли городских отцов.
Тем паче, что в одном из мест, не слишком выделяясь среди прочих по размеру, расположена была еще одна фигура – тысячная, как и затевалось поначалу.
То, что тысячной недостает, хватились, натурально обсчитавшись, только в самую последнюю минуту.
И тогда припомнили, что у Дамдэнцурэна где-то был в сарае экземпляр, который он показывать не смел, однако и с собою увезти не мог.
«Пусть будет этот, черт с ним! – порешил бедово мэр. – Нельзя же, чтобы место на аллее пустовало!»
И каждый, кто отважился бы сдуру добрести сюда, невольно встал бы, очарованный.
Ибо один-единственный из тысячи был – Ленин лежачий.
Но – с головой от мэра Ендюка.
Не зря ежопольский начальник ездил изредка позировать, не зря! Под видом-то проверок…
Короче, весь цвет мировой культуры на аллее был представлен.
Каждый мог отныне приобщиться, воспарить, как говорят, душой. И хорошенечко запомнить всех в лицо…
Одно лишь малость удручало: из столицы на великий праздник так никто и не явился. Да и главы прочих государств замешкались некстати. Видно, нарочные впопыхах перемудрили что-то с адресами…
Впрочем, дело поправимое.
Ведь главное – свершилось!
И Аллея Мировой Культурной Славы навсегда вошла в быт обитателей Ежополя, как бани, линии метро, вокзалы или несравненная Помойница.
Короче, веселее стало жить.
А остальное – ерунда.
