Книга Звук снега - Кэтрин Кингсли

Вейкфилд-эбби.

20 марта 1819 года

Никогда в жизни Джоанне еще не было до такой степени скучно. Она была заключена в четырех стенах без какого-либо дела уже почти месяц – четыре недели, полный лунный цикл.

Сидя в кресле, она грустно наблюдала, как зарождается и становится все ярче чудесный весенний день, любовалась маргаритками, разукрасившими лужок под окном, и на чем свет ругала про себя смешного доктора, который не разрешал ей покинуть «тюрьму» и подышать свежим воздухом.

– Вы должны отдыхать, контесса, дайте своему организму возможность оправиться от шока, который он пережил, – говорил доктор притворно-ласковым тоном, будто имел дело со старушкой лет девяноста от роду, находившейся на последнем издыхании. – Я прописываю постельный режим. Постель и усиленное питание. Вы должны кушать столько, сколько сможете проглотить. И никаких компаний. Я считаю, что вас должны посещать только члены семьи. Ничего не должно нарушать ваше спокойствие. Вашему сердцу и так уже пришлось чрезмерно потрудиться.

Чтобы скрыть появившуюся на губах улыбку, Джоанна прикрыла рот рукой. Если бы милый доктор знал о ее посетителях!.. Гай проводил в детской добрую половину дня, беседуя с ней на разные темы или читая вслух. Иногда он играл здесь с Майлзом, а она с интересом наблюдала за ними с кровати. Вот и вся ее компания. Майлз превратился в абсолютно нормального энергичного пятилетнего мальчугана, а Гай… При встрече с ним ее пульс учащался, а о том, как билось сердце, лучше было вообще не говорить.

Джоанна с удивлявшем ее саму нетерпением ждала каждого посещения Гая и с каждым днем узнавала о нем все больше и больше. Им было хорошо вместе. Как хорошим друзьям, уточняла эту мысль Джоанна, однако вынуждена была признать и наличие чисто физической реакции – при появлении Гривза в ней будто что-то вспыхивало, как при ударе кремня о кресало.

В первые две недели в этом плане было легче. Она была ужасна слаба и практически ничего не могла делать без посторонней помощи. Все чувства тогда затмевала благодарность к окружающим за их заботу и внимание. Но по мере того, как возвращались силы, а с ними и все остальное, Джоанна поняла, что в ней ничего не изменилось. И вместе с тем изменилось все.

Ее, как и раньше, нестерпимо тянуло к лорду. Это похожее на боль томление стало таким постоянным, что она начала привыкать к нему. Так привыкают к изводящему больному зубу. Вот только зуб, если боль станет невыносимой, можно удалить, а как быть с сердцем, которым завладел Гай де Саллисс?

Как она могла позволить лорду стать неотъемлемой частью ее существования? Когда он сумел прокрасться сквозь все защитные укрепления и захватить в плен ее сердце? Ведь Джоанна всегда была настороже. Интересно, в какой момент она не смогла распознать опасности? Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Каким-то образом ее жизнь переплелась с жизнью Гривза, жизнью его ребенка и с жизнями слуг, причем настолько сильно, что уже казалось, будто по-другому и быть не могло. Но у нее есть вилла, куда она может вернуться в любой момент. Не исключено, что настала пора подумать об этом более серьезно.

Джоанна опустила голову, прижав ладони к лицу, как привыкла делать в последние дни, когда ей было ужасно плохо. Однако сейчас голова была ясной, и эта поза просто помогала сосредоточиться.

Что ж, Майлз выздоровел, и его состояние более не может быть предлогом для того, чтобы оставаться здесь. О да, Гай, конечно, не будет торопить события. Он испытывает сильное чувство вины, считая, что она заболела из-за него. Отсюда и такая чрезмерная внимательность по отношению к ней. Кстати, эти его абсурдные незаслуженные самообвинения мешают и ей. Глядя, как он старается, просто невозможно отправить его заниматься более важными делами.

Очевидно, однако, что это чувство вины ослабнет, а затем и вовсе исчезнет, как уже происходит с его чувством вины за то, что произошло с Майлзом. Это естественно. То, что было, слава богу, больше никогда не повторится. Они очень привязались друг к другу за последнее время. Так, собственно, и должно быть у отца с сыном. Наблюдая за ними, когда они вместе, Джоанна испытывала настоящую радость. Майлз обрел любовь к отцу, а Гай наконец обрел сына. Но это означает и то, что она им больше не нужна, а значит, Гай рано или поздно исчезнет из ее жизни.

Зная его теперь достаточно хорошо, Джоанна не сомневалась, что это произойдет не резко, постепенно. Гривз начнет незаметно отстраняться от нее, станет, как и раньше, больше времени проводить с друзьями, охотиться, заниматься своими делами, то есть, в принципе, вернется к обычной для него жизни. А она продолжит присматривать за Майлзом, который, как бы сильно она его ни любила, был и останется не ее ребенком. Будет одновременно исполнять роли гувернантки, помощницы домоправительницы и зажившейся гостьи, довольствуясь крохами внимания, которые время от времени ей соизволит бросить Гай.

Джоанна с силой потерла глаза, не позволяя себе заплакать. Так жить она не сможет. Просто не сможет, и все. Гордость и чувство собственного достоинства не позволят. Значит, ничего иного не остается, как начать новую жизнь, вернувшись в Италию, которая, собственно, и является для нее самым родным местом. В конце концов, она уже почти шесть месяцев не рисовала по-настоящему.

Да, она должна поступить именно так. Решение было принято, хотя сердце при этом болезненно сжалось. Как только море после зимы станет достаточно спокойным для безопасного путешествия, она немедленно забронирует место на каком-нибудь судне, отправляющемся в Италию. А до отъезда постарается сама отдалиться от Гая. Только это позволит им обоим сохранить достоинство при расставании. Ни малейшего раздражения, никаких слез, ни одного упрека.

– Это бунт?

Она резко вскинула голову, оборачиваясь на голос. На пороге стоял Гай, оперевшись рукой о дверь и весело сверкая темными глазами.

– Гай… Я не ожидала, что ты придешь, – пролепетала Джоанна, чувствуя, как сердце медленно падает куда-то вниз. «Не сейчас, прошу тебя, Боже, не сейчас, когда я только что приняла окончательное решение».

– Надеюсь на это, – сказал он, проходя в комнату. – Ведь, судя по твоему виду, ты готовишься выбросить посетителя за борт и бросать вслед камни, чтобы он наверняка утонул.

Джоанна, не особо стараясь, изобразила улыбку.

– Извини. У меня сейчас не самое лучшее настроение.

– О, полагаю, я могу справиться с этой проблемой. Как насчет того, чтобы проковылять со мной вниз? Спрашиваю так только потому, что твоя гордость, как мне известно, не позволит, чтобы я нес тебя далее чем до дивана. Конечно, в том случае, когда у тебя есть выбор.

Намек был понятен. Ведь все то время, пока она была слишком слаба, чтобы ходить, Гай поднимал ее с кровати и относил на стоящий в детской диван, чтобы Уэнди и Шелли могли прибраться и проветрить ее комнату. О, если бы он знал истинную причину нынешних возражений против такой транспортировки. Пожалуй, он ее действительно отбросил бы как слишком горячий кусок пирога.