Книга Обитель милосердия (сборник) - Семён Данилюк

— Ну-ну. Передо мной-то ханжить не стоит.

— Полно врать, говорю! — Она изогнулась, готовая вскочить с кресла.

— Ну, полно так полно, — с ехидной покорностью согласился сын. Продолжать в том же тоне он не решился. Они помолчали.

— Ты должен знать главное, — примирительно произнесла мать, — что мы с отцом всегда любили друг друга. Это главное! — настойчиво повторила она.

— Конечно, — он обнял ее за плечо. В конце концов, память — штука избирательная и каждый оставляет себе самые удобные воспоминания.

— Как здесь обстановка? — он словно отбросил предыдущий разговор.

— Да в общем ничего. Операцию сделали блестяще, завтра трубку снимут. Старшая сестра, правда, сволочь, — не сдержалась-таки Ирина Борисовна. — Иной раз так подмывает шугануть, а не могу. Боюсь, как бы потом на отце не отыгралась. Он же таким беззащитным стал, наш папка.

— Сослуживцы бывшие, должно быть, уже не заползают?

— Вру ему, конечно. Но он-то ждет. Случись, не дай бог что, так речи сладкие на поминках говорить все заявятся! — голос ее моментально взвился. — Так вот не дождутся они у меня. Вытащу! Сколько лет тащу, а уж теперь-то… Не дождутся! — Она застучала кулаком по подлокотнику кресла. Сидящая на посту старушка-медсестра тревожно оглянулась.

— Мама, люди кругом! — Сергей придавил сверху ее запястье.

— Совсем ты на пределе!

Теперь он со страхом разглядывал ее руку, всегда такую холеную, с эдаким изгибом, а сейчас покрытую первой вялой паутинкой.

— Ничего, ничего, сынок! Это пройдет. Вот выпишем отца и отдохнем. Просто надо смириться. Старик он. И никому теперь не нужен, кроме нас с тобой.

По детской привычке он, склонившись, потеребил по-прежнему густые, переплетенные заросли волос, и — задохнулся от нежности: снизу они были словно побеленные стволы деревьев, присыпанные у корней комками извести.

— Уж лет пять крашусь, — чутко поняла мать.

— Отошел я от вас. Все гонишь, гонишь. А куда, если вдуматься?

— Ты торопишься? — Она встрепенулась.

— Прости, приходится! На машине по дождю. Пока доберусь до Москвы…

— Я думала, останешься хоть до завтра.

— Увы, — он пристукнул циферблат дорогого «Ролекса». — И так еле вырвался. К понедельнику должен срочную работу закончить. Постараюсь прикатить на следующие выходные. Смотри, сама не свались.

— Тогда уж езжай прямо сейчас, по свету, — она поднялась. — Позванивай. Отец о вас постоянно расспрашивает. И пожалуйста…

— Быть осторожным на шоссе.

— Да. И вообще.

Говорить о том, что она рассчитывала на него, чтобы немного отдышаться, мать не стала.

К Шохиной подошла медсестра Прасковья Ивановна, семидесятилетняя любимица больных, эдаким карманным бегемотиком неутомимо косолапящая меж палатами, с умилением обхватила ладошками щеки:

— Скажи, пожалуйста, одно лицо! Вылитый батька.

— Копия, — уточнила Ирина Борисовна. Она смотрела вслед уходящей мужской фигуре, и сутулостью, и легкой усталостью, и размашистостью так похоже воспроизводящей движения ее мужа.

В четвертом часу пополудни в ординаторскую, посреди совещания, ворвалась Шохина.

— Илья Зиновьевич! — взгляд ее, пометавшись по заполненному кабинету, отыскал заведующего. — Надо кардиолога. Простите, что мешаю! Простите, товарищи.

— Что-то случилось? — подчеркнуто сдержанно спросил Карась.

— Нет! — Шохина мотнула головой. — Просто появилась вялость. Мне кажется…

— Милая вы моя, — Карась сдержал раздражение так, чтобы все — и Шохина в том числе — поняли, что он сдержал законное раздражение. — Вашему мужу, простите за напоминание, под семьдесят. Он перенес тяжелую операцию. Еще бы он не был вялым.

— Но ведь это только сейчас, — она затравленно отвернулась от осуждающих взглядов.

— Да поймите вы, — вмешалась врач отделения Татьяничева, тридцатитрехлетняя блондинка, тугая и стройная, как перетянутый целлофаном тюльпан, — не бывает, чтоб послеоперационный период — и без легких отклонений. А вы сразу в панику. Хотите, чтоб он плясал по коридорам?

— Извините, — Шохина взялась за ручку двери. Она вышла было, но из коридора обернулась: — Я, наверное, паникерша…

— Я разберусь, — сухо пообещал Карась. — Больше вас не задерживаю.

Он поднял трубку телефона:

— Таисия Павловна! Кто сегодня ночью на втором посту?.. Вы что, опять подменяете?.. Ну, хорошо, обратите внимание на Шохина. Со слов жены, у него вялость… Я тоже понимаю, что такое послеоперационная реабилитация. И тем не менее! Проследите, и если будут отклонения, вызывайте кардиолога. Все!

— Любопытно, — Татьяничева усмехнулась. — У нас что теперь, родственники лечение назначают?

— Продолжим, — заведующий отделением, призывая к вниманию, постучал карандашом по столу.

…Сразу после совещания следом за Карасем в кабинет его прошла и Татьяничева.

— Виновата, виновата! — реагируя на его жест, сообразила она. — Обещаю больше твой авторитет не подрывать.

Она вспрыгнула на краешек стола, небрежно развернула к себе лежащую историю болезни.

— О! Трясет тебя эта старуха? — рассеченные тушью глаза Татьяничевой с веселым сочувствием смотрели на заведующего.

— Шохина, что ли? Есть маленько, — не стал отпираться Карась.

— А все блат проклятый, — растягивая слова, она покачивалась перед шефом.

— Да был бы блат. — Он поднялся и пошел по периметру разделявшего их стола. — А то видимость одна — пенсионеры.

— Как же ты так промахнулся?.. Илья Зиновьевич! Вы левую руку не потеряли? А то я ее на своем колене обнаружила. — Татьяничева с притворно-неодобрительным удивлением покачала головой.

— Ох, и ехидна ты, — буркнул Карась. — На турбазу поедем через неделю?

— А нэт, пэрсик, нэт, — Татьяничева чуть потянулась, прогнув тело. — С мужем на дачу еду. Кстати, — она примирительно мазнула пальчиками по его руке, — почему ты повел Шохина в палате?

— Идеально чистый операционный случай. Так сказать, пример для диссера. Захотелось провести до конца. — Сказать этой красивой, точно запрограммированной женщине об истинных мотивах он, стыдясь самого себя, все-таки не решился.

— Так что, дружба врозь? — задал-таки он мучивший вопрос.

— Что делать? Такова се ля ви, — в тон ему подыграла Татьяничева. — Кстати, когда ты уходишь в докторантуру?

— Однако! — Карась искренне подивился. — И трех дней не прошло, как главный намекнул… Откуда такая информированность? Слушай, — со смехом предположил он, — а может, ты с ним теперь?.. В конце концов, должна же ты с кем-то спать, раз меня бросаешь?