Книга Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тяжеленными бадьями на концах коромысла Тэрутэ подошла к Кагами-икэ. До места ее проводила сводница дома (яритэ) О’Кабэ. Мантё пожалел о допущенных уступках, но парочка уже ушла из дома. На берегу пруда Тэрутэ в очередной раз покачнулась. Коромысло при падении слегка обрызгало грязью ногу О’Кабэ. Разозлившаяся пожилая женщина подняла руку. Ладонью она нанесла тяжелый удар Тэрутэ по лицу, сбив с ног; такое случалось с ней в доме Мантё много раз. «Неуклюжая грязнуля! Наш господин на самом деле мудрый человек. Полдюжины раз ты уже падала с пустыми бадьями. Как же ты их понесешь, когда наполнишь водой? Скоро тебя вразумят. Попомни мое слово». Глумясь над несчастной девушкой, она отправилась домой, чтобы доложить Мантё о совершенном успехе его задумки.
В полном отчаянии Тэрутэ поднялась и встала рядом с прудом. Место здесь было чудесное. Окруженные низкими холмами, поросшими кедром, открывались лужайки по берегам пруда, в это время года убранные цветами лета. На склоне холма отдельно стоял небольшой алтарь. Определенную причудливость ему придавали тории, два каменных торо (фонари), а также каменные ступени. В изумлении девушка огляделась. «Ах! Вот уж правда, что существование Тэрутэ определяется несчастьем. Вокруг одно зло. Все ополчились против меня. Доброго отношения нигде не сыскать. Порученную работу выполнить нет никакой возможности, а этот злой человек тем самым старается заманить меня в ловушку. Однако Кохаги обязательно покинет мою нынешнюю жизнь. Каннон Сама! Каннон Сама!» Она крепко обмотала свой тасуки (узкий шнур, которым подвязывали рукава кимоно) вокруг запястья, затянув узел зубами. Подняв молитвенно руки, она приготовилась броситься в воду. Тут в центре пруда появилось свечение. Оно становилось все ярче, пока сияние не заполнило всю округу.
В середине этого свечения сформировалась фигура женщины: прекрасная, изящная, величественная. Послышался голос: «Тэрутэ не должна сводить счеты с жизнью. Правда заключается в том, что в прошлой жизни совершены были поступки достойные того, чтобы получить вознаграждение в нынешнем воплощении. Но все обернется к лучшему. Вера и целомудрие имеют свою цену. Помни следующие слова Каннон. Все образуется. Тэрутэ должна жить дальше». Легкий бриз пробежал по поверхности пруда. В воздухе распространился тонкий аромат, напоминающий запах горной лилии. Потом видение перед глазами девушки стало бледнеть. Она упала на колени. «Каннон Сама! Каннон Сама!» Но теперь ее крик звучал победно, как знак восстановления веры. Она легко поднялась. Руки освободились для дела. Она наполнила бадьи водой до краев. Потом положила коромысло на плечи. Иё! Веса она почти не чувствовала. Она даже не осознала, как преодолела расстояние до дома. Словно в сказке она очутилась перед дверью постоялого двора Мантё. То же самое происходило при заготовке дров. От легкого прикосновения топора поленья разлетались в щепки. Через несколько часов О’Кабэ вошла в ванную, и ее ждало потрясение: лохани стояли наполненные водой и парили, вода была нагрета до оптимальной температуры, чтобы снять усталость у самых вымотанных путников.
Видение Девы Милосердия
Итак, теперь Тэрутэ ежедневно самым добросовестным образом выполняла свои обязанности. В горы она отправлялась полная веры в благополучное будущее, вдохновленная предыдущим опытом и со словами благодарности к Деве Милосердия. В недоумении она стояла перед буйной травой начала лета, имея очень слабое представление о том, как пользоваться серпом, лежащим в ее руке, зато уверенная в том, что она с ним справится. Пока она так стояла, послышались звуки флейты – фью, фью, фью. Служивая девка Кохаги на самом деле была вельможной дамой Тэрутэ. Прекрасные звуки вызвали воспоминания о счастливых днях, и из глаз сами собой хлынули слезы. Она увидела, как из-за склона холма верхом на корове выехал лихой паренек. Он и оказался тем ловким музыкантом, извлекавшим из своего примитивного инструмента волшебную мелодию. Приблизившись к Тэрутэ, он сразу заметил у нее на глазах слезы. «Ах! Нэсан, вам так сильно нравятся звуки флейты! – Его смех прозвучал очаровательно и музыкально, прямо-таки не хуже собственной флейты. – Но что привело вас в эти горы?» Тэрутэ ответила: «Увы! Мне надо наполнить эти корзины сжатой травой. Только вот я совсем не умею жать траву. Что же мне делать?» Мальчик проникся сочувствием к ее беде. «По всему видно, что ваша светлость совсем мало осведомлены об этом деле. Прошу вас передать мне серп». Ловко спрыгнув на землю, он взял инструмент и добросовестно принялся за работу. Он быстро нарезал травы и наполнил ею корзины. «А теперь, нэсан, куда мне следует их доставить?» Получив ответ Тэрутэ, он от удивления шумно вдохнул воздух. «Наруходо! В Аохаку? Но ведь до туда целых 12 тё (почти полтора километра), а для доставки только этой партии груза потребуется пять или шесть ходок! К тому же с вашим телосложением вам следует таскать не тяжести, а бережно нести свою красоту. К тому же тут у нас моя корова, самым естественным образом предназначенная для транспортировки грузов». С этими словами он стал грузить на корову заготовленные корзины с травой. Потом на корзины юноша посадил саму Тэрутэ. Мальчик разместился на шее терпеливого животного и совсем скрылся из вида за торчащей во все стороны горой корма. Опять же через мгновение путешествие подошло к концу, а корзины составили в хлев Мантё. Мальчик сказал: «Нэсан, в этот час вы всегда найдете помощь на этой горе. Поверьте мне, любую помощь вам окажут с большой радостью». Пока Тэрутэ с глубокими поклонами расточала благодарности, корова с мальчиком приобрела форму светящейся дамы и улетела в сторону сияющего запада. Смеясь и плача, Тэрутэ простерлась в истовой молитве, обращенной к всемогущей и милосердной богине. Она протянула руки к стремительно уходящему солнцу; с легким рассудком, уверенностью в сердце, что оно взойдет снова и с ним придет ей помощь Девы Милосердия – как она приходила в любой форме со стороны земледельца, носильщика, паломника или сельского юноши.
Мантё пребывал в недоумении. Что же ему предпринять? О’Наги, завидуя дерзновенному и стойкому духу девушки, требовала применить к ней самые жесткие меры. «Разве она не нарушила соглашение, в соответствии с которым пришла в наш дом? Что мешает нам поступить точно так же по отношению к ней?» О’Кабэ горячо поддержала ее предложение. Мантё все еще опасался такого развития событий. К тому же он ощущал себя уязвленным с той точки зрения, что Тэрутэ его переиграла, при своем хрупком телосложении выполняя работу за двоих могучих и не ленивых мужчин. Он решил придумать еще что-нибудь поподлее. Так, он присел, ломая голову над тем, как бы досадить Тэрутэ. С того дня, когда девушка попала в его дом, прошли дни и месяцы. Лето сменилось зимой, уже подходившей к концу. Остальные женщины коротали дни в прохладных и темноватых меблированных комнатах. Одетые по-зимнему, они сидели в освещенных солнцем комнатах, выходящих на южную сторону, и грелись у специальных жаровен. Наступление холодного сезона несказанно радовало Мантё и служило на руку. Летом Тэрутэ страдала от жары. Теперь ее на зиму снабдили тонкой одеждой, заставляли работать с раннего утра, когда еще было темно, до поздней ночи, причем нагружали работой, которой хватило бы на двух мужиков. Приближался Новый год, и в доме собралось полно гостей. Тэрутэ занималась порученными ей лоханями для купания, пользовавшимися большой популярностью у посетителей постоялого двора. Добросовестно ходила от одной лохани к другой, проверяя, чтобы все они стояли наполненными водой подходящей температуры. Она подошла к одной из лоханей, чтобы добавить дров. Наклонившись к топке, поворошила угли и подула на них, чтобы усилить естественную тягу. В сполохе пламени она заметила, что в лохани кто-то находится. «Ах! Уважаемый гость, робко и трепетно прошу извинить меня за доставленное беспокойство». Она подняла голову и взглянула вверх. На нее смотрел мужчина. «Ацу! Тэрутэ!» – «Сукэсигэ!» В этот момент подошла дочь Мантё по имени Ханако. Она принесла банное белье, чтобы гость надел его после ванны. Сукэсигэ торопливо произнес тихим голосом: «Здесь Тэрутэ! Только вот это не подходящее место для объяснений. Прошу прийти сегодня ночью в Хагиному (комната леспедецы), где остановился Сукэсигэ». Тэрутэ знаком показала, что поняла сказанное.