Книга Гробница императора - Стив Берри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы говорите совсем как Пау Вень.
– Я же говорил вам, что в свое время мы были с ним очень близки. Но затем времена изменились, и наши пути разошлись. Пау повернул в одну сторону, я – в другую.
Линю стало не по себе. Он привык к тому, что управляет ситуацией, зная вопросы и ответы. Но только не сейчас. Другие опередили его на много ходов. Поэтому Линь спросил то, что действительно хотел знать:
– Почему я проиграю борьбу Карлу Тану?
– Потому что вы даже не догадываетесь о тех неприятностях, которые подстерегают вас со всех сторон.
– То же самое говорил Пау Вень.
– Я хочу узнать одну вещь. Если я почувствую, что ты лжешь или говоришь то, что я хочу услышать, это будет наш последний разговор.
Линю совсем не понравилось, что его отчитывают, как школьника, но он понимал, что этот старик не поднялся бы на вершину политического олимпа, если бы не был умен. Поэтому он приготовился дать искренний ответ.
– Как ты поступишь с Китаем, если займешь мое место?
Линь думал над ответом на этот вопрос с тех самых пор, как его вчера задал ему Пау Вень.
– Во-первых, я отделю коммунистическую партию от правительства. Это слияние является корнем коррупции, поразившей все наше общество. Далее, будет реформирована система подбора кадров. Человека станут назначать на должность в соответствии с его заслугами, а не по протекции. Возрастет роль Государственного народного совета и народных советов на местах. Нужно услышать голос народа. И, наконец, необходимо установить главенство закона, а это означает, что юридическая система должна стать независимой и дееспособной. Начиная с сорок девятого года мы приняли пять конституций – и не обращали внимания ни на одну из них.
– Ты прав, – согласился председатель Госсовета. – Авторитет партии был подорван нерациональной политикой, коррупцией и неспособностью предвидеть будущее. В настоящий момент – и это вызывает у меня наибольшее опасение – в случае нашего падения только военные способны взять власть в свои руки. Понимаю, что ты сам из кадровых военных, но государство долго не просуществует в роли марионетки.
– Тут нет никаких сомнений. Три миллиона солдат под началом семи командующих округами, одним из которых в свое время был я, не смогут управлять страной. Необходимо находить и выдвигать тех, кто обладает компетентностью, навыками управления и деловой хваткой. Тот черепаший шаг, каким претворяются в жизнь наши решения, приносит неисчислимые бедствия.
– Ты хочешь демократию?
Этот вопрос был задан шепотом.
– Это неизбежно. В какой-либо форме. Не западную, однако без основ демократии не обойтись. Появился новый средний класс. Умный. Эти люди слушают не только правительство, но и друг друга. Пока что они послушны, однако такое положение дел обязательно изменится. Во что бы то ни стало необходимо отменить «гуанси». Вот в чем корень всех наших бед.
Принцип «главное не то, что ты знаешь, а то, с кем ты знаком» лежал в основе коррупции. Гуанси полностью определялся связями, вынуждая предпринимателей связываться с правительственными и партийными функционерами, отплачивая всевозможными «любезностями» за оказанные услуги. Эта порочная система, укоренившаяся так глубоко, что буквально стала неотъемлемой частью государственных структур, приводила к тесному слиянию денег и власти без какой-либо оглядки на моральные принципы.
Председатель Госсовета кивнул:
– Эту систему следует искоренить. Мне это уже не по силам. Однако крепнет молодежь, растет значение личности. Философия Мао умерла. – Пауза. – Слава богу.
– В эпоху мгновенной обработки текстов, повсеместного распространения Интернета и сотовых телефонов малейший случай коррупции способен породить массовые волнения, – заметил Линь. – Мне несколько раз доводилось видеть, как мы были на волосок от этого. Терпение людей на пределе.
– Дни слепого повиновения остались в прошлом. Помню, однажды, когда я был еще совсем молодым, мы решили показать свою любовь к Мао и отправились к реке. Нам много раз говорили, как Мао переплывал Янцзы, и мы решили повторить то же самое. Тысячи молодых людей бросились в реку. Нас было так много, что плыть оказалось невозможно. В тесноте никто не мог шевелить руками. Река напоминала суп, и наши головы болтались в воде, как пельмени. – Старик помолчал. – Сотни утонули в тот день. В том числе моя жена.
Линь не знал, что на это сказать. Он уже давно заметил, что многие из старшего поколения отказывались открыто говорить о трех десятилетиях, прошедших между 1949 годом и смертью Мао. Оглушенные случившимся, они не хотели вспоминать боль и разочарование и упоминали ту эпоху мимоходом, словно речь шла о погоде, или шепотом, чтобы никто не услышал.
У Линя было достаточно собственных горьких воспоминаний. Пау Вень напомнил ему о площади Тяньаньмэнь, 4 июня 1989 года, судя по всему, зная, что Линь там был.
Он часто вспоминал тот день, решительно изменивший всю его жизнь.
– Где мой сын? – спросила женщина.
Линь не мог ей ничего ответить. Он охранял один сектор огромной площади. Дивизия, в которой служил Линь, получила приказ обеспечить защиту периметра Тяньаньмэнь.
Зачистка началась вчера. Площадь была уже в основном освобождена от протестующих, однако в воздухе до сих пор стояло зловоние мусора и смерти. Начиная с апреля, сюда подходили все новые и новые люди, пока, наконец, их не собралось на брусчатке больше миллиона. Беспорядки начали студенты, но к концу основную часть толпы составляли безработные, протестующие против двузначной инфляции и коррупции, поразившей все общество. Всю последнюю неделю Линь находился здесь, направленный командиром дивизии следить за агитаторами, однако он поймал себя на том, что в первую очередь слушает их.
– Вы должны уйти, – сказал Линь женщине.
– Мой сын был там. Я должна его найти.
Она была среднего возраста, на добрых двадцать лет старше Линя. Ее глаза светились скорбью, познать которую может только мать. Мать самого Линя ради сына пошла бы на все. Его родители бросили вызов правилу «одна семья – один ребенок» и завели четверых детей, что легло на семью тяжелым грузом. Линь был третьим в семье, в определенном смысле разочарованием для своих родителей: школу он терпеть не мог, учился плохо, вечно с ним происходили всяческие неприятности. Когда Линь завалил государственный экзамен на право получения высшего образования, его будущее стало ясным.
Армия.
Там он нашел дом и цель: служить родине, защищать Мао.
Ему казалось, что жизнь его наконец обрела очертания.
Так продолжалось до позапрошлого дня.
27-я и 28-я дивизии, переброшенные из провинции – так как власти опасались, что местные войска могут сочувствовать митингующим, – мирно вытеснили большую часть толпы с площади. Солдаты, преимущественно безоружные, двигались в пешем строю и рассеивали демонстрантов слезоточивым газом. В основном люди расходились без сопротивления.