Книга Афганская ловушка - Олег Брылев

Однако не обошлось и без грязи. Имею в виду эпизод, когда прилетевший в финале полковник на вопрос выжившего десантника, как же так получилось, что не пришла подмога, отвечает: «Извини, про вас просто забыли!» В этой фразе — громадная порция дерьма, вылитая на головы множества офицеров и генералов, не только честно и мужественно выполнявших свой долг, но и нередко жертвовавших собою ради спасения жизней этих самых пацанов. В этот момент меня словно по нервам резануло. Неужели ослышался? Мгновенно прострелило: «Вот козел!»

По Бондарчуку, получилось, что про свою роту (одну из трех!) «забыли» комбат, его начштаба, замполит… Да и остальные такие же — «забывшие» командир полка (кстати, в реальной жизни им являлся Герой Советского Союза подполковник В. Востротин), комдив со своими штабами, командование армией… Возможно ли было подобное? Да ни в коем случае!

На самом деле и комбат был на связи, и успел выслать подкрепление, и командир полка В. Востротин, находясь на удалении 6 километров, в ходе боя прикрывал действия роты (кстати, наиболее удаленной) огнем артиллерии полка, в самый критический момент фактически спасши оставшуюся уже почти без боеприпасов 9-ю своей резервной разведротой. Даже командарм Б. Громов в связи с тревожным положением держал постоянную связь с командиром полка, что впоследствии подтверждали офицеры, находившиеся в той же радиосети. Понимаю, что Бондарчук умышленно драматизировал обстановку ради того, чтобы широкая зрительская аудитория получила как можно более наглядное представление о подлинном героизме, проявлявшемся нашими ребятами в Афгане. В том, что так было, — ни малейшего сомнения.

В действительности там погибли шесть человек, двадцать восемь были ранены, из которых девять — тяжело. Двоим — Вячеславу Александрову и Андрею Мельникову — посмертно было присвоено звание Героев СССР, хотя как свидетельствовал впоследствии присутствовавший на комсомольском собрании 9-й роты Франц Клинцевич (нынешний председатель Союза ветеранов Афганистана), по единодушному решению коллектива представлялись шестеро, включая офицера Ивана Бабенко. Однако московские умники сочли это многоватым для одного подразделения, мол, лимит — только двое. Бабенко отказался, заявив, что в таком случае этого заслуживают павшие. Наверно, и об этом стоило упомянуть в фильме.

Мне приходилось минимум раз в месяц дежурить на армейском ЦБУ в качестве представителя советнического аппарата Министерства обороны ДРА. Посреди просторного зала на 2-м этаже бывшего дворца Амина на громадном столе постоянно находилась подробнейшая топокарта страны. На ней дежурная смена операторов, разведчиков и других служб в течение суток неотрывно и скрупулезно отслеживала и отражала все изменения текущей оперативной обстановки. К исходу дня из всех соединений и отдельных частей заслушивались подробные доклады об итогах дня: кто и где вел боевые действия, результаты, потери и их причины; планируемое на завтра или даже в ночь по привлекаемым подразделениям, районам, времени, задачам; куда, к какому времени и какими силами выставляются блоки, посты, засады, рейд на караван, действия досмотровых групп спецназа, артиллерийские или авиационные удары и т. д.

Особо подчеркну — штаб армии вел скрупулезный учет вплоть до взвода, а иногда и меньше! Не говоря уж о роте. К 5.30—6.00 подтягивались начальник штаба, разведки, оперативного отдела, других служб, нередко и представитель начальника Генштаба СССР, в то время генерал Громов Б.В. Они внимательно и подробно вникали в обстановку, держали на контроле все события и подразделения, вышедшие на боевые. Уверяю, что чувство долга и ответственности за судьбы людей при этом проявлялись на высшем уровне. Эту информацию подтвердит любой из сотен офицеров и генералов, выполнявших эти задачи на ЦБУ и КП армии, соединений, полков. А тут про роту «забыли»!

Не знаю, почему промолчал тогда Союз ветеранов Афганистана. Всенародных звиздюлей Бондарчуку надо было выписать. С его стороны это была настоящая, непростительная подлость. Либо по недомыслию, либо в погоне за «спецэффектом» он умышленно обгадил разом всех, кто тащил за собою весь тяжкий груз войны.

По этому поводу буквально на следующий день пришлось давать интервью нескольким сочинским журналистам с опровержением эпизода.

Итак, с уходом С. Соколова все карты оказались в руках у Варенникова. Приобретенный за два года опыт и статус позволяли ему со знанием дела внушить руководству Генштаба и новому министру обороны СССР необходимость реализации своей идеи. Очевидно, ему удалось заполучить в союзники командование 40-й.

Но в своей книге операцию «Магистраль» он упоминает кратко, сославшись на более детальные описания Б. Громова.

Утверждения же самого Громова, что «после многочисленных настойчивых просьб афганского руководства командованием Ограниченного контингента было принято решение спланировать и провести крупную совместную войсковую операцию афганских и советских войск…», — мягко говоря, преувеличение своей роли. Не тот уровень. У командования ОКСВ не было таких полномочий. Оно могло самостоятельно или по поручению старшего начальника разработать замысел или даже план, но лишь доложить его на утверждение. «Принимать решение» в отношении афганских войск — это выдать желаемое за действительное. Такая прерогатива принадлежала исключительно руководству опергруппы МО СССР, то есть генералу армии В. Варенникову. Именно он, а не кто иной, был в постоянном контакте с Наджибуллой и имел возможность выслушивать его.

«Многократные настойчивые просьбы афганского руководства…» — это мы уже встречали в декабре 1979 года, когда убивали Х. Амина.

«Мы все детально разработали с Наджибуллой, — пишет Варенников. — Если вдруг этот вариант (мирная договоренность с племенем) не получится, то мы начнем проводить операцию по деблокированию дороги на Хост и самого города Хост».

Как видно, это уже другой разворот. Тем более что Варенников очень умно пытался подвести это решение под предварительное согласие Лойя Джирги. А Лойя Джирга должна была, в свою очередь, утвердить концепцию национального примирения. И опять же, его подход был очень осторожен — сначала Джирга должна призвать племя и его руководителя Джелалутдина к мирному пропуску колонн. Притом Варенников здесь же сам и подтверждает ту характеристику племени, которая докладывалась ему в 1985 году: «Это наиболее многочисленное и агрессивное племя…» Из его воспоминаний очевидно, что никаких «настойчивых многократных просьб» Наджибуллой ему не высказывалось, что инициатива в реализации давнего замысла по-прежнему исходила от него. Но он хотел обойти острые углы, связанные прежде всего с провозглашенной к тому времени политикой «примирения». Он отлично осознавал, что племя не пойдет ни на какие «мирные» пропуски колонн.

Скорее всего, Наджиб вынужден был уступить настойчивости Варенникова. Замысел операции и связанные с этим боевые действия против племени Джадран явно шли вразрез с «национальным примирением». Уже в начале осени 1987 года для Наджибуллы, хорошо осведомленного о прогрессе Женевских переговоров, отчетливо замаячила реальная перспектива скорого вывода наших войск и неизбежно связанных с этим больших проблем для афганских властей и лично для него. Положительные результаты «примирения», случись они на деле, оставались для него последней надеждой. Поэтому торпедировать их «многочисленными настойчивыми просьбами» он не мог. Предчувствие его не обманывало. Он вскоре будет предан Ельциным и повешен талибами.