Книга Бабочки в моем животе, или История моей девственности - Татьяна Николина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не надо тебе таких мурашек, поверь, – застонала в ответ я. – От этих мурашек порой на стену лезть хочется. Любовь должна приносить радость. Понимаешь? А не прошибать электрошоком до смерти.
– Эх, – мечтательно потянулась Мариша, – но так хочется, чтобы прямо ноги подкашивались, чтобы из-за тебя сходили с ума и бежали за тобой по городу. Н-да…
– Ты приедешь ко мне в Париж? – решила переменить тему разговора я.
– Ну конечно, – моментально переключилась она. – Ты обещаешь подыскать мне там какого-нибудь интересного французишку?
– И не одного. Думаю даже, что тебе не понадобятся мои услуги. Ты только приедешь туда и сразу же произведешь фурор.
– Да? – загорелись ее глаза. – А вообще, правда. Ты брюнетка, я блондинка. Французы будут пищать. Как ты думаешь, может, и мне туда со временем перебраться?
– А почему бы и нет? – веселилась я, представляя картину «Мариша и французы».
– Эх, Катюха, – мечтала она, – да перед такими красотками, как мы, теперь весь мир открыт.
– Это точно, – соглашалась я.
– Париж, Лондон, а там и до Голливуда рукой подать, – фантазировала она.
Я лишь тихонько смеялась, не смея перечить подруге.
– Нет, ну а что тут смешного? – заметила она мою улыбку. – Я, между прочим, серьезно. Кто же, если не мы, Кэт? Нет, ну правда. Чем мы хуже?
– Ничем, – охотно согласилась я.
– А это значит, что у нас впереди будут и красные ковровые дорожки, и лимузины, и бриллианты, – заявила она и царственной походкой продефилировала отнюдь не по красному ковру своей кухни.
– И мужчины во фраках, – добавила я, беря ее под руку и дефилируя рядом.
– И женщины с веерами, – добавила она, размахивая воображаемым опахалом.
– И миллионы цветов у наших ног, – кружилась по кухне я.
– И толпы поклонников, мечтающих о нас, – говорила Мариша, отвешивая снисходительные поклоны вооброжаемой толпе.
– И виллы с бассейнами…
– И пески Майами…
– И настоящие мужчины…
– И настоящая любовь…
– Все это обязательно будет. Ты веришь? – спросила она меня, кружа в танце.
– Конечно, верю, – не стала я рушить мечты подруги, тем более что мне и самой очень хотелось во все это верить.
– Значит, все сбудется.
– Правда?
– Ну конечно, – продолжала Мариша. – Ты вот посуди, чего мы добились уже сейчас. Нам ведь только по двадцать лет. А у нас уже есть все, о чем многие девушки в нашем возрасте даже не мечтают.
– Например? – не совсем понимала я.
– Мы красивые, умные. И мы почти счастливые.
– Да ну? – не верила я.
– Нет, правда, почти. А завтра, я уверена, будем счастливы окончательно. У нас есть работа, карьера, толпы влюбленных в нас мужиков. А скоро мы будем в Париже.
– Мы? – не поняла я.
– Ну конечно, мы. Мы ведь договорились уже, что ты найдешь мне французика. Или работу на худой конец.
– Ну конечно.
– Кэт, – присела она рядом, все еще порхающая в своих грезах, – представь, какими мы будем, когда нам стукнет лет эдак по двадцать пять-двадцать шесть.
– Очень интересно.
– Да мы же будем просто богинями! – воскликнула она и снова вскочила со стула. – Я белая богиня, ты черная. Да мы же будем ездить на «бентли» с собственными водителями! А следом будут валяться штабеля безнадежно влюбленных в нас лучших мужчин мира. Мы же будем управлять Вселенной. Разве не так?
– Конечно, так, Мариша, – не стала возражать я, искренне желая, чтобы эти ее мечты, хоть и наивные, слегка смешные и вовсе не реальные, все-таки обязательно исполнились.
Разве поверила бы тогда эта парящая по кухне богиня, что очень скоро она по уши влюбится в жалкого, безденежного эгоиста, и притом женатого? Что будет безропотно его содержать, опекать и обслуживать? А потом он уйдет от нее обратно домой, к своей зачуханной жене с умственными способностями ниже среднего.
Но сейчас, сияя на собственной кухне блестящими манерами, остроумием и воображаемыми нарядами, эта королева представляла себя в «бентли» и не догадывалась о том, как сложится ее судьба.
Также и я тогда не подозревала, что скоро Мариша станет для меня чужим человеком. Мы потеряем друг друга незаметно, без причины, просто разойдясь по разным сторонам жизни, каждая сама по себе, слишком занятые своими проблемами, своей любовью, своим счастьем и несчастьем. И я всю жизнь буду жалеть об этом, и винить себя, и искать мою Маришу. Буду набирать ее старый домашний номер и отчаянно вслушиваться в гудки. И писать эту книгу для нее, о ней, в ее честь, чтобы однажды, возможно, где-то на другом конце света, сидя в собственном «бентли» или на лавочке в парке со своим малышом, она раскрыла эти страницы, прочла: «Моей любимой подруге…» – и, набрав почти забытый номер с тремя пятерками, как раньше, закричала мне в трубку:
– Привет, Куся!
В ночь перед отлетом мне так и не удалось поспать. Миллионы мыслей, никчемных, бредовых, путались в голове. Я считала баранов, мерила шагами комнату и бесчисленное множество раз курила. Усевшись на подоконник, я смотрела в ночь. Первый снег, сошедший с неба этой ночью, превращался в отчаянную метель. Я упивалась мощью этой стихии, ее неизбежностью, отчаянием. Я знала, в Париже не будет таких метелей. Там вообще все будет по-другому. Но мне казалось, что сейчас именно эта отчаянная русская метель нужна была моей душе, она отражала ее, понимала, как никто другой, пела с ней в унисон. Я размышляла над тем, как много событий произошло в моей жизни всего за несколько месяцев, как изменила ее эта грустная осень, как покалечила эта холодная зима. Я была веселой летней бабочкой, не знавшей печали, не страдавшей от любви. Я пела, веселилась, кружила хороводы, водила за нос мужчин, дразнила женщин и мечтала о любви. Всего несколько месяцев понадобилось, чтобы превратить меня в отражение печали, разрушить меня изнутри, вынуть и оставить погибать на морозе мое пылающее сердце. И это все любовь? Та самая чудодейственная сила, которая дарит человеку крылья и делает счастливым? Как глупо! Наверное, люди, придумавшие такую сказку, никогда не любили.
Моя любовь не дарила счастья, она была страшной разрушающей силой, сметающей все на своем пути, не оставляющей ни единого шанса к спасению. Или это просто мне досталась любовь такая ненормальная? Что ж, видимо, каждый получает именно ту любовь, которую заслужил. Значит, я не заслужила ничего лучшего. Но разве это справедливо? Разве человек не получает любовь для счастья? Разве не для того мир разделен на женские и мужские половинки, чтобы, встретившись, они составляли единое целое и никогда не расставались? Мне же попалась любовь бракованная, дефективная, неполноценная. Она не соединяла две половинки, она их отталкивала друг от друга, словно одинаковые магниты. Неужели мне никогда не справиться с этой щемящей грустью, не прогнать эту любовь, не вычеркнуть из памяти облик человека, причинившего мне такую боль и подарившего недолгое счастье? Ведь любовь умирает. Я знаю это. Так говорят. Если бы мне сказали, что нужно сделать, чтобы убить ее, я бы непременно это совершила. Стала бы хладнокровной и преднамеренной убийцей своей любви.