Книга Твоя навсегда - Карен Робардс

А потом, семь лет назад, его взяли в службу разведки. Поначалу он отказывался, так как чувствовал ответственность за своих солдат, но они – в особенности Хилдербранд – уговорили его, убедили в том, что он нужнее именно на этом месте. Ему предлагалось весьма специфическое задание: его бросят в тюрьму к человеку, которого подозревали в принадлежности к французской разведке. Хью должны были посадить якобы за сочувствие к французам, и он должен был подружиться с этим человеком и вызвать его на откровенность. Чтобы тот ему доверял, Хью обвинили в выдаче военных секретов врагу и посадили в тюрьму за предательство.

Уловка сработала. Думая, что нашел родственную душу, подозреваемый разговорился. Когда задание было выполнено, Хью выпустили из тюрьмы, но, к своему ужасу, он обнаружил, что его приятели среди военных так и не сняли с него обвинение в предательстве. Слишком гордый, чтобы оправдываться, Хью защищал свою честь пистолетом:, шпагой и кулаками. Так что, когда Хилдербранд опять обратился к нему, Хью с готовностью принял новое задание. Насей раз он остался в секретной службе и вскоре понял, что эта работа как раз для него.

Но пьянствовать, будучи тайным агентом, еще опаснее, чем пьянствовать перед сражением. Но тогда почему же у него так трещит голова?..

Черт возьми, где Джеймс? Ему срочно нужно варево Джеймса…

У него связаны руки. Хью обнаружил это, когда попытался перевернуться с бока на спину. В тот же миг он понял, что лежит на ковре, а не на кровати. И увидел, что над ним стоит человек с пистолетом в руке.

– А, очнулся? – Лицо качалось, не фокусировалось, но Хью не надо было вглядываться, чтобы понять, кто говорит: при свете свечи, стоящей на ночном столике позади говорящего, светлые волосы превратились в сияющий нимб вокруг головы, так что все было ясно.

– Дэвид, какого черта?..

– Приветствую, Хью.

Ноги тоже были связаны в лодыжках и коленях. В общем, Хью понял, что связан, как рождественский гусь. Голова раскалывалась, в глазах двоилось, а в животе словно работала маслобойка. Но Хью за свою жизнь побывал во многих переделках и научился пренебрегать такими мелочами, как физические неудобства, когда надо было сосредоточиться на главном – на том, чтобы избежать неминуемой смерти.

Лошадь… Проклятая лошадь… Прошедшей ночью его сбросила лошадь, и это было предупреждение, уж он-то должен был знать. Зачем он отпустил своего охранника?

В комнате был еще один человек, здоровенный малый в грубом шерстяном сюртуке и поношенных бриджах, по виду головорез. Он стоял спиной к двери, низко надвинув на лоб шляпу, и, как и Дэвид, держал в руке пистолет.

Положение отчаянное, ничего не скажешь. Да, он находился в смертельной опасности, и следовало что-то предпринимать, но что именно? Он связан по рукам и ногам, лежит на пыльном ковре в смутно знакомой комнате, а над ним Дэвид с пистолетом в руке. Наконец-то вспомнилось и все остальное: бешеная скачка в Лондон, Воксхолл-Гарденз, удар по голове, Клер.

– Где Клер? – Охвативший его страх никак не отразился в голосе, но он хорошо знал Дэвида, и сердце громко застучало. Дэвид способен причинять боль ради самой боли, а Клер чувствительна.

– Ты имеешь в виду мою жену? Прямо за тобой. – Дэвид небрежно мотнул головой.

Хью с трудом перекатился и увидел ее. Она лежала в углу между ночным столиком и стеной; ее изысканная прическа растрепалась, пряди черных волос разметались по плечам, а руки явно были связаны за спиной, хоть веревок и не видно. Колени под желтой юбкой прижаты к телу так, что касаются подбородка, прекрасные золотистые глаза в гуще ресниц покраснели от слез, на лбу красуется свежий синяк. Нижняя губа раздулась, из уголка рта стекает струйка крови.

Так выглядит лицо после прямого удара. Он такое не раз видел, в сущности, это было обычным делом среди людей, сопровождавших армию. Среди них были женщины, и с ними обращались куда хуже, чем об этом задумывались офицеры.

– Ты ее ударил. – Хью напрягся всем телом, глаза хлестнули Дэвида по лицу. «За это я тебя убью», – мысленно пообещал он Дэвиду. Но конечно же, он не стал об этом говорить. Если бывает время для осторожности, то сейчас именно такое время. – Какой же ты ублюдок! Ты ее ударил. Что за мужчина бьет женщину?

– Кузен, ты, как всегда, галантно защищаешь отъявленных шлюх. – Дэвид подошел к нему, стараясь, однако, не слишком приближаться. – Уверен, они это поощряют, но ты сам выглядишь довольно глупо. Полагаю, это потому, что твоя мать была одной из них. Жаль, мой дядя-герцог не выяснил это до того, как на ней женился. Это бы нас от многого избавило. – Дэвид посмотрел на Клер. – Он тебе не рассказывал про свою мать? Когда она выходила замуж за моего дядю, она была беременна. Она была из хорошей семьи, что делает ситуацию еще удивительнее. У нее был любовник, и она забеременела, а потом любовник умер, она поскорее вышла за моего дядю и сказала, что ребенок от него, просто родился семимесячным. Ей бы это удалось, но Хью оказался слишком похожим на своего настоящего отца. Видишь ли, все Лайнсы блондины, а он – черный. Дядя заподозрил истину, потому что настоящий отец Хью был его близким другом. И дядя изводил жену, покуда она не призналась. Потом он несколько лет избивал ее до бесчувствия, и она наконец сделала то, что от нее требовалось, – умерла.

Дэвид опять посмотрел на Хью. Глаза были полны злобы.

– Тебе тогда было тринадцать, Хью? Какая трагедия! – Он опять повернулся к Клер. – Мой дядя и хотел бы отказаться от ублюдка, но не мог публично навесить на себя ярлык дурака и рогоносца. Так что теперь мы имеем дело с узурпатором. Хью не имеет права называться герцогом Ричмондом. Герцогом должен быть я. В нем нет ни капли крови Лайнсов.

«Долго же ему пришлось разбираться в семейной истории», – подумал Хью. Когда-то для него было бы невыносимо выслушивать насмешливое повествование Дэвида, и тот это отлично знал. Но теперь Хью не вспыльчивый мальчишка, которого Дэвид знал, а мужчина. И хотя любое упоминание о матери, умершей пятнадцать лет назад, причиняло боль, но разговор об обстоятельствах ее жизни и смерти больше не наполнял его слепой яростью. Что же касается герцога – Хью теперь даже в мыслях не называл его отцом, – то он умер, когда Хью было двадцать пять. А последние слова герцога, обращенные к наследнику, были о том, что тот ему не сын и что он желает ему встретить безвременный конец еще до того, как у него появится сын, – тогда титул перейдет к тому, кто имеет на него право.

То есть к Дэвиду.

Хотя он не признавался в этом самому себе, но после смерти старого герцога Хью старался, чтобы предсмертная воля покойника исполнилась. Из чувства вины, как он полагал. Только в последние два года он почувствовал, что заслуживает право на жизнь.

– Хью… – Хриплый шепот Клер вернул его к настоящему. Шепот был такой, как будто у нее повреждено горло. Что же этот мерзавец с ней делал?! Хью по чувствовал, как напряглись и вздулись мышцы, и постарался их расслабить. Он не мог позволить себе роскошь рассвирепеть. – Хью, Дэвид собирается поджечь дом вместе с нами, – снова прошептала Клер. Дэвид улыбнулся.