Книга Юность Бабы-яги - Владимир Качан

На четвертый день, размежив свинцовые веки, Саша потянулся к столику рядом за бутылкой, но с удивлением обнаружил, что его руку остановил Гарри, а за его плечом белела фигура феи с добрым лицом и волшебной трубочкой-капельницей, которую фея держала в руках и пристраивала поближе к Сашиному ложу, едва не ставшему для него смертным одром.

После необходимых процедур в сочетании со снотворным, а затем, после пробуждения, с крепким куриным бульоном, Саша на пятый день почувствовал себя возвращающимся к жизни. А мудрый Гарри, следуя поговорке «Лечи подобное подобным», к вечеру того самого дня привел в каюту Саши премиленькую особу лет 18 и сказал:

– Это Катя. Она из Красноярска. Хочет в Москву. Певицей желает стать или киноартисткой, или моделью, все равно кем, но хочет стать! – сказал Гарри и подмигнул. – Она как узнала, что ты автор песен «Лодочка» и «Адвокат», вся аж затряслась. Хочу, кричит, познакомиться! Я ей говорю, он болеет. Ничего не хочу знать, кричит, буду за ним ухаживать! Вот. Привел.

Гарри снова подмигнул Саше за Катиной спиной и показал ему большой палец: мол, классная девочка, все пройдет у тебя без всякой водки, и вышел.

Катя, стоявшая до поры потупив очи и теребя складочки мини-юбки, обернулась на дверь каюты, повернула ключ в замке и вдруг мгновенно разделась. Потом постояла так секунд 10, давая Саше оперативный простор для оценки и, надо полагать, – поэтического воображения, которое, как известно, у него пускалось вскачь при первой возможности. Тут было, что оценить и оценить высоко: миловидное личико, да и все остальное отвращения у поэта не вызвало. Пока она вот так, нагишом, стояла, глядя на Сашу с этаким проказливым ожиданием, Саша почувствовал, что не он сам – нет! – а определенная часть его тела, совершенно независимая от его сознания, готова вот сейчас, сию же минуту, забыть Виолетту напрочь. А Катя, как-то сразу это поняв, быстро подошла и скользнула к Саше под одеяло. Руки и губы Кати моментально подружились с Сашиными рефлексами, и все последующее забило в тяжелый нокаут боль разлуки с Виолеттой, а также довольно индифферентное презрение Саши к самому себе за свое мужское безволие.

Чуть позднее Саше показалось, что он снова влюблен, ну, если не влюблен, то почти. Нет, стихов он Кате не писал, но привязался к ней на некоторое время. Ведь девушка вела себя так, что Саша был абсолютно убежден: она его любит и так легко, ни слова не говоря, бросилась в его постель, как только увидела, лишь потому, что уже любила его заочно за его песенное творчество. Ну, лох, что тут говорить! Да и что можно ожидать от человека, который и в 30 лет считает, что пять лепестков сирени – это счастье и, если найти и съесть, оно наступит непременно.

В Москве он снял для Кати квартиру, ввел в такой желанный для нее круг поп-звезд и киноартистов, познакомил со всеми, затем свозил на Сочинский кинофестиваль. А потом, поссорившись в очередной раз с женой, решил переехать к Кате, в ту самую квартиру, которую для нее снял, заплатив за полгода вперед. Он позвонил Кате и сказал, что сегодня вечером приедет с вещами. Он ожидал ну если и не радостного вскрика беззаветно любящей сибирячки, то по крайней мере того, что она даст понять, как она довольна, как он ее осчастливит своим переездом. Ведь ее любовь и терпение наконец-то вознаграждены! Он будет теперь принадлежать только ей! Примерно такой реакции ждал Саша, но…

После неприятной и тревожной паузы, лишенной даже намека на радость, Саша услышал в трубке «Знаешь… Это в мои планы не входило». Саша разозлился, ведь он заплатил за квартиру, а она так хамски его отшивает. Деваться ему все равно было некуда, и он все же приехал и жил с Катей, как с соседкой, в другой комнате. Все время совместного проживания, жутко презирая себя, он Катю все равно хотел, несмотря на ее подлость. Он ведь был почти влюблен и почти привык, и секс с Катей занимал уже неподобающе значительное место в его жизни, однако он не знал, как сделать первый шаг, не натолкнувшись на очередное унижение. Потом все же сделал, и Катя пошла на близость, будто ничего и не было. Не как на работу или в качестве платы за квартиру, а даже получая от близости очевидное удовольствие. Тем не менее все ждала, когда Саша освободит жилплощадь от своего присутствия. Она уже познакомилась с кем надо, и Саша только мешал ее дальнейшему подъему по лестнице успеха, для которого нужна и свободная Катина постель, а как же!

Все же чудесная черта определенной категории женщин – не сжигать все мосты, оставляя резерв, тыл и пути для отступления – проявилась при расставании. Саша в душевном смятении и дисгармонии, не в ладу с самим собой от того, что живет здесь и еще временами ложится в постель с этой омерзительно деловой юной пираньей, слишком поздно понял, что если девушка, к примеру, после обеда с ним в ресторане тут же, при нем, нимало не смущаясь, чистит зубы зубочисткой и сплевывает в сторону, значит, она его не только не любит, но даже не озабочена тем, чтобы ему нравиться. Этот первый симптом Саша проворонил и заплатил за свою близорукость временным душевным разладом.

Что же касается той самой замечательной черты некоторых женщин, то вот живая иллюстрация к ней. Когда Саша наконец помирился с женой и решил переехать обратно, он, собирая вещи, вдруг услыхал тихий плач в углу. Когда он повернулся в ту сторону, Катя стремительно бросилась обнимать его и, всхлипывая, все повторяла: «Сашенька, милый мой, куда же ты, как же я теперь без тебя». Ее порыв, ее нежный энтузиазм тоже можно было бы принять за проявление любви и вновь ошибиться. Но Саша уже был стреляным воробьем, поэтому, отстранив Катю с последней решимостью, которая и так быстро таяла под лучами природной Сашиной доброты, он сказал: «Все, Катя, теперь сама. Как хочешь и как сможешь. Я в тебе больше не участвую».

Он уехал домой, и личная жизнь понемногу стала налаживаться. Пусть до следующего любовно-поэтического приступа, но когда он еще будет – неизвестно, может, Саша теперь уже окончательно успокоится… хотя, зная его, рискнем предположить, что вряд ли. Во всяком случае, после такого гаденького деловитого коварства девушки из Красноярска, которой он доверился и почти полюбил всей, твою мать, душой, Саша решил с любовью пока завязать. Конечно, Катя временно избавила Сашу от свинцовой тоски по Виолетте – бабочке, бесцеремонно впорхнувшей в его душевный мир и так же легко покинувшей его. Бабочка-то улетела, но легкая пыльца от ее крыльев навсегда, по-видимому, осела на стенках Сашиных сердечных сосудов. Катя, может, и могла бы интенсивным врачеванием в постельном режиме залечить память о Сашиной фатальной встрече в Севастополе, но… Оказалась недостойна. Словом, Саша дал себе слово сдерживаться, не влюбляться больше, не подпускать близко… ну хотя бы год-два, а там, может, и встретится человек настоящий – красивый, неглупый и верный, и уж конечно, не подлый, друг, любовница, жена, мать его детей.

Дело в том, что нынешняя жена Саши была уже давно, собственно, и не женой вовсе. Она жила в Венгрии, работала там, там у нее был, как теперь принято говорить, бойфренд. Но время от времени она посещала Москву, без тени неловкости или сомнения поселялась в Сашиной квартире и тратила его деньги, а когда они у Саши кончались, уезжала обратно. Она была уверена, что имеет на это полное право: они ведь не в разводе, он пока что является ее мужем, поэтому половина имущества принадлежит ей, в том числе и квартира, Сашино, между прочим, родовое гнездо, дом его родителей, в котором он вырос. Когда она злилась на Сашу (а злилась она перманентно, к тому же свирепо и беспричинно), она намекала ему хотя бы раз в неделю, что в случае чего квартирку-то придется разменять. Такое странное семейное положение Саша терпел до поры до времени. Он ведь не встретил еще ту, ради которой стоило бы затевать обмен.