Книга Отчий сад - Мария Бушуева

начать новое дело, связанное с живописью. Мне захотелось иметь выставочный салон. Пока я еще молода (относительно), пока я еще привлекательна. Конечно, имей деньги, и визажисты всегда помогут скинуть десяток лет. Хотя я их терпеть не могу, потому что они норовят всех богатых женщин подогнать под одно глянцевое лицо. Ну, под два. Впрочем, может быть, они правы. Перефразируя Толстого, все молодые женщины разные, а все молодящиеся одинаковы. Кроме умных.

Не то чтобы мне захотелось светской тусни, как выражается моя Марфа, просто снова задыхаюсь: меня опять давит и душит моя стабильность. И переезда мне точно мало. Придется поменять работу. Пока, слава Богу, не мужа, потому что такого, как Николенко, я больше не найду. Мы с ним живем каждый сам по себе, никто ни на кого не давит. Правда, он хочет ребенка — ведь есть в семье все, считай, и сапоги-скороходы, и скатерть-самобранка, а ребенка нет. Знаете бородатый анекдот: поймал новый русский золотую рыбку, она ему и говорит: «Отпусти меня, браток, на волю, и я выполню твое любое желание». Он и говорит: «Хочу, чтобы у меня все было», отпустил ее, приехал домой на «Мерсе» последней модели, глядит — ни замка его, ни бассейна, — пустырь с камнем, а под камнем записка: «У тебя и так все было». И подпись: «Золотая рыбка».

И вот и у нас так. Все есть. У меня Марфа. И у него от первого брака Федя. Но вот уперся — роди ему девочку! А мне не хочется. И поэтому порой я с грустью думаю, что только мой четвертый брак будет последним.

Вы скажете, ну что бабе надо (и не бабе, а девушке!): муж богат, сама на джипе, вот-вот переедет в модный загородный дом. Ну родила бы мужу и купалась в своем бассейне вместе с младенцем. К чему колотиться в качестве заурядного риэлтора по чужим квартирам и заниматься порой идиотическими клиентами?

Но если вы так говорите, то вы ничего обо мне не поняли. И Карла Густава Юнга еще не читали. А его чита

ют даже распиаренные под писателей модели. Ведь сейчас стало круто творить. То есть не просто я Барби, а еще и интеллектуалка. Не просто банкир, но еще и стихи медитативные пишу типа японских танку.

Вот и я туда же! Немотря на то, что прекрасно отношусь к своему мужу и даже с сочувствием воспринимаю его мечты, сама я хочу не вторую дочь, а художественный салон. В тихом центре, к примеру, в Хлебниковом переулке, где когда-то я купила «Алису в стране чудес» на английском языке. А мы все сейчас живем в такой стране, ей-Богу, в которую провалились внезапно, побежав за разговорчивым импозантным кроликом, который боялся опоздать на свидание с Америкой.

В салоне моем будет выставляться только настоящее. Вот здесь я буду стоять намертво. В память об отце. Он всегда поддерживал талантливых людей. Один старый, известный еще и сейчас поэт, наверное, забыл, как мой отец помог ему с квартирой?

Так что и мой брак с Ярославцевым был тоже следствием отцовского воспитания.

Попова (напомню, это мой первый) я, кстати, попыталась сначала переделать в ключе стремительно капитализирующейся эпохи. И толкнула в бизнес. Он нанял двух теток, и они челночили за цветами в Турцию. Но точно заклятье: цветы Попова, которые ничем не отличались от таких же привезенных из Турции цветов Сидорова или Розенкрейцера, никак у метро не продавались. Он терпел постоянные убытки. Теперь я понимаю причину: Попову ну просто не нравилось заниматься коммерцией — воротило его от нее. Это, говорят, рыжий кот — гений прихватизации на цветах сколотил капитал. А Попов хотел изучать свои загадочные цианобактерии или не менее загадочные (по крайней мере, для меня) митохондрии. Но тоже можно его простить: все у него ученые, даже мать — горная козочка, и та биолог… Гены и воспитание. Так что любовная лодка номер один разбилась о любовь к науке и верность заветам отцов.

Итак, художественный салон. Красивый выставочный зал. Интересная публика. Так что без Ярославцева мне не обойтись.

* * *

Но отыскать его оказалось не так легко. В союзе художников мне дали телефон, и я, сразу же позвонив по нему, выяснила, что «такой здесь не живет». Я покопалась в Интернете и нашла сайт с его работами. И вновь они оказали на меня то же буквально магнетическое воздействие, что и в первый день знакомства.

Я ведь познакомилась с ним на выставке, где у него были представлены пять картин — они занимали почти всю стену. А сам он, высокий, чуть сутуловатый, улыбчивый, болтался по залу (мне показала его какая-то незнакомая женщина, тоже стоявшая у его стены) — и вдруг, оглянувшись, увидел меня — двадцатипятилетнюю девку в джинсах, с копной рыжих волос (я красилась тогда), застывшую перед его работами. Надо сразу сказать, что я неплохо рисую. Главным образом, правда, шаржи. И конечно, не имея специального образования, отличу Кандинского от Репина, но тонкостей объяснить не смогу. Но у меня есть чутье. Как у моего друга-ювелира, который называет хорошо отшлифованные камни живыми и не спутает игру бриллианта с отблесками, которые отбрасывает циркон.

Вот и я так: живую работу я сразу чувствую чем-то внутри меня — каким-то diamond-detektor. Я понимаю, что техникой сейчас уже никого не удивить, а удивить в своем выставочном зале мне хочется всех! Поэтому я и разыскиваю Ярославцева.

Но если вы решите, что первая моя экспозиция будет из его картин, вы снова ошибетесь.

Я начну с какого-нибудь светского живописца, который делает портреты политиков и творческой элиты типа многочисленных родственников дяди Степы (кстати, мне эта книжка нравится с детства, и я совершенно искренне

считаю, что милиция такой быть и должна). Мне нужно будет заманить к себе журналистов. И здесь мне должен помочь мой Николенко.

Но без Ярославцева мне тоже не обойтись. Есть такие тонкости — даже в составе экспозиции, в том, как развесить картины (возьмите, к примеру, сочетание драгоценных камней в колье — не каждый камень хорошо соседствует с другим), в которых я плохо смыслю.

И я решила, что пора Ярославцеву отдать мне долг. Ведь за прописку в столице он так мне и не заплатил. Конечно, у него здесь жила родная прабабка, старая, как мир, и он мог получить регистрацию просто так, но он генетически не способен чего-то для себя добиваться. А такая роскошь — все делать чужими руками и потому жить свободно — нынче особенно дорого стоит!

Да, я практичная. То есть нормальная. Как все. Это он, Ярославцев, не как все — ну так он и талант. А я просто неглупая молодая (34) женщина…

И я пообещаю ему персональную выставку. Ведь никто ему сейчас этого не сделает: он не умеет работать в команде, с ним невозможно дружить, ему можно только служить. И денег у него (я в этом уверена на все сто), конечно, нет. И я сделаю ему выставку. А потом, когда моя галерея станет такой же известной, как VG Анны Венской или ИЗОграф Славы Дулова, начну продавать очень дорого его работы, отстегивая себе процент.

Мой отец помог незнаменитому, но талантливому поэту. И тот теперь — живой классик. И пусть он ни разу не написал о помощи моего отца, Бог все видит.

Но я живу в другое время, прости, папа, и хочу еще и получить свои дивиденды.