Книга И пусть вращается прекрасный мир - Колум Маккэнн

— Башкой думай.

— Звони в другой телефон-автомат!

— Набирай по очереди.

— Невероятно, но все линии заняты.

— Так освободи их.

— Я не господь бог.

— Так тащи его сюда, приятель.

— Ты соображаешь, брат? Они звонят наперебой!

Деннис перешагивает через стопку коробок из пиццерии, проходит мимо печатной машины, хлопает ладонью по корпусу PDP-10, а затем стучит себя в грудь кулаком, прямо в надпись Смерть идет с Запада.

— Работаем, парни!

— Ох, да брось ты, Деннис.

— Уже пять часов утра!

— Нет, давайте все выясним.

— Дело не терпит, парни. Пора работать.

В конце концов, компания принадлежит Деннису, и это он раздает наличные каждую неделю. Впрочем, я не припомню, чтобы кто-то из нас покупал хоть что-нибудь, кроме комиксов да свежих номеров «Роллинг Стоун». Все остальное выдает Деннис, даже зубные щетки в уборной в подвальном этаже. Всему, что было важно знать, его научили во Вьетнаме. Деннис часто нам повторяет, что только закладывает фундамент, лепит свой маленький ксерокс с «Ксерокса». Свои деньги он зарабатывает на заказах из Пентагона, но, в принципе, его куда больше интересует технология передачи файлов по кабелю.

И века не пройдет, как ARPANET начнут встраивать прямо в головы, уверяет он. У каждого из нас в основании черепа окажется маленький компьютерный чип, с помощью которого мы сможем отправлять друг другу сообщения на электронные доски объявлений — просто силой мысли. Сплошное электричество, говорит он. Фарадей. Эйнштейн. Эдисон. Уилт Чемберлен[109]будущего.

Такая мысль мне по душе. Это круто. Это возможно. Если идеи Денниса когда-нибудь осуществятся, люди и думать забудут про телефонные линии. Нам никто не верит, но это чистая правда. Когда-нибудь будет достаточно подумать — и желание исполнится. Выключить свет — и лампа сразу гаснет. Сварить кофе — и автомат оживает.

— Брось, мужик, потерпи хоть пять минуточек.

— Договорились, — соглашается Деннис. — Еще пять минут. Не больше.

— Эй, у нас все фреймы залинкованы? — спрашивает Гарет.

— А как же.

— Попробуй вон оттуда.

— Если есть сигнал, будет и звонок.

— Давай, Малыш, тащи туда свою задницу. Запускай «блю-бокс».

— Ловись, рыбка!

Свой первый детекторный приемник я собрал в семь лет. Немного проволоки, бритвенное лезвие, огрызок карандаша, наушник, пустая картонка из-под туалетной бумаги. Множество слоев алюминиевой фольги и пластика в качестве конденсатора, все крепится на одном-единственном винтике. Без батареек. Схему взял из комикса про Супермена. Приемник ловил всего одну станцию, но это было неважно. Я забирался под одеяло и слушал его по ночам. За стенкой ссорились предки, они вечно заводились с пол-оборота. Вмиг переключались со смеха на слезы и обратно. Когда станция прощалась со слушателями, я прикрывал наушник ладонью и впитывал щелчки.

Только потом, уже собрав другое радио, я выяснил, что антенну можно сунуть в рот. Тогда и прием получше, и посторонние шумы не так донимают.

Знаете, когда корпишь над программой, происходит то же самое: мир вокруг уменьшается и застывает. Забываешь обо всем. Попадаешь в особую зону, где оглянуться назад уже не получится. Звуки и свет подталкивают тебя вперед. Набираешь скорость, несешься все дальше и дальше. Переменные выстраиваются самым благоприятным образом. Звук закачивается внутрь через воронку, как взрыв наоборот. Все сближается, стремясь в единственную точку. И неважно, над чем ты ломаешь голову — над программой распознавания речи, или шахматным симулятором, или над вертолетным радаром по заказу «Боинга»; единственное, что тебя заботит, это следующая строка программы, которая уже спешит к тебе. В хороший день они бегут тысячами, эти строчки. В плохой день не получается понять, где именно они сбили строй.

Мне по жизни не очень-то везет, хотя я не жалуюсь, тут уж ничего не попишешь. Но на этот раз я устанавливаю связь за рекордные пару минут.

— Стою на Кортленд-стрит, — говорит женщина на другом конце.

Я разворачиваюсь в кресле и потрясаю в воздухе кулаком:

— Есть!

— У Малыша есть контакт.

— Малыш!

— Подожди, я сам с ней поговорю.

— Прошу прощения? — говорит она.

У меня под ногами разбросаны куски пиццы и пустые бутылки из-под содовой. Парни спешат ко мне, пинают их ногами, из одной коробки улепетывает испуганный таракан. Я подключил к компьютеру двойной микрофон: пенопластовые кружки вырезаны из упаковочного материала, стойка согнута из проволочной вешалки. Мой микрофон крайне чувствителен, у него низкий уровень искажений, я сам его сделал, просто две маленькие пластины с небольшим зазором, изолированные. Динамики тоже самопальные, я сотворил их из радиоотбросов.

— Вы гляньте только, — говорит Комптон, щелкая пальцем по большим пенопластовым кружкам моего микрофона.

— Прошу прощения? — повторяет женщина.

— Это вы меня извините. Привет, меня зовут Комптон, — говорит он, выдавливая меня с кресла.

— Здравствуйте, Колин.

— Он все еще там, наверху?

— На нем черный комбинезон.

— Говорил же вам, он не падал.

— Ну, не совсем рабочий комбинезон. Скорее, спортивный костюм с треугольным вырезом по горлу. Расклешенные брючины. Он держится с достоинством и чрезвычайно уравновешен.

— Что, простите?

— Вот провалиться мне, — говорит Гарет. — «Уравновешен»? Она живая? Откуда вообще берутся такие слова?

— Заткнись, — говорит Комптон, снова поворачиваясь к микрофону. — Мэм? Алло! Там, наверху, только один человек, правильно?

— Ну, какие-то помощники у него должны быть.

— То есть?

— Ну, невозможно же перебросить канат с одной башни на другую. Я хочу сказать — в одиночку. У него, должно быть, целая команда.

— Вы еще кого-то видите?

— Только полицейских.

— И давно он наверху?

— Приблизительно сорок три минуты, — отвечает она.

— «Приблизительно»?

— Я вышла из подземки в семь пятьдесят.

— А, хорошо.

— И он едва успел начать.

— О'кей. Я понял.

Комптон старается одной рукой прикрыть оба микрофона, но в итоге сдается и, отвернувшись к нам, просто крутит пальцем у виска.