Книга Черная мадонна - Дж. Р. Лэнкфорд

– Chi è là fuori?[46]– услышал он строгий мужской голос, который тотчас заставил его вскочить на ноги. Стараясь не дрожать, он поднял взгляд и увидел перед собой Феликса Росси, человека, с которым у него, как выяснилось при первой их встрече, было так много общего – и одновременно так мало. Росси смотрел на него сквозь распахнутые ставни. Глаза его были широко открыты от ужаса, как будто он только что стал свидетелем конца света.

– Доктор Росси, это я, – сказал Льюистон.

– Кто такой «я»?

– Доктор Льюистон. Чак Льюистон. Я ухаживал за Сэмом.

– Вы приехали в Арону? – Росси бросил взгляд на дорогу. – Как? И зачем?

Льюистон почувствовал, как у него взмокло под мышками.

– Сэм позвонил мне и сказал, что он здесь…

– Сказал вам, что он здесь? Невероятно! С другой стороны, почему это должно меня удивлять?

«Может, Даффи уже убил мальчишку?» – подумал Льюистон.

– Сэм сказал мне, что плохо себя чувствует; может, у него снова начались припадки… И поскольку я, так или иначе, планировал эту поездку…

– Припадки? О господи! Впрочем, да, припадки у него были, да еще какие…

«Господи, что же случилось с Сэмом?» – подумал Льюистон, а вслух спросил:

– С ним все в порядке?

– С ним все в порядке? – неприязненно передразнил его Росси, как будто здоровье Даффи заботило его меньше всего на свете. Из чего Льюистон заключил, что тот либо мертв, либо сотворил что-то ужасное.

– Мне можно войти, доктор Росси?

Феликс окинул его взглядом с головы до ног, затем нервным жестом пригладил волосы.

– Вы когда-нибудь имели дело с изнасилованием?

Льюистон на мгновение закрыл глаза. Вот оно что! И кого же Сэм изнасиловал на этот раз?

– Да.

– Тогда ваша помощь могла бы нам пригодиться, – ответил Росси и захлопнул ставни.

Ноги сами понесли Льюистона вдоль подъездной дорожки к кустам роз. Его глазам открылось фантастической красоты озеро. Он вошел в сад и взбежал по ступенькам крыльца, украшенного витыми колоннами. Он, Льюистон, гарвардский выпускник 1980 года, сейчас должен увидеть еще одного выпускника медицинской школы Гарварда 1976 года.

Джесс лежал, свернувшись калачиком, в чулане под лестницей в доме Антонеллы, что находился на склоне холма позади главной площади Ароны. Он слышал, как Антонелла ищет его, как зовет к обеду, однако встать не мог. Он то выныривал из тьмы к свету, то вновь погружался во тьму, и оба эти состояния были неотделимы друг от друга. Мыслей в голове не было. Единственным, что он знал, было следующее.

Когда ему хотелось, он мог чувствовать сердца других – людей, животных, пульсацию земли. Иногда ему в голову приходила какая-нибудь мысль, какое-то желание, и оно исполнялось. Однажды он увидел, как из гнезда вывалился птенец, и пожелал, чтобы с ним ничего не случилось. Он пожелал, чтобы неминуемая смерть отступила, и птенец – еще неоперившийся птенец! – взлетел.

Ну почему тогда он не смог помочь Королю-Молчуну, своему самому дорогому другу? Этого Джесс не знал. Когда они плыли вместе, Джесс ласкал его изувеченную лапку и лил слезы прямо в озеро. Король-Молчун все так же забавно ковылял, и Джессу стало смешно. Но лапка как была, так и оставалась изуродованной. В своей молитве Джесс спросил почему. И голос из тьмы ответил, что он уже и сам знает ответ.

Боже, как он молил Всевышнего, чтобы Сэм оставил в покое его мать! Увы, его мольбы не были услышаны. Спрятавшись в чулане в доме Антонеллы, Джесс словно повис в вышине, пойманный между реальным и вымышленным миром. В конце концов, он встал и пошел на кухню, откуда доносился голос Антонеллы. Однако сердце его осталось в темноте, вместе с матерью и Сэмом.

Глава 25

Во сне Сэму привиделись волны. Они бесконечно накатывались одна за другой. Казалось, будто он задыхается от ужаса посреди вздымающегося океана одиночества, пустоты и испепеляющей похоти. Он не мог сказать, сколько жила каждая такая волна – пять секунд или пять столетий. Потому что время для него остановилось. Иногда он слышал – или же ему это только казалось – какие-то голоса, которые были частью этих волн. Это моя женщина, Сэм. Она принадлежит мне, и никому еще. Иногда он слышал детский плач. Теперь он явственно его слышал. Ребенок плакал, и у него изо рта вылетали звезды. Я сама себе хозяйка, Сэм, я принадлежу самой себе, и никому больше.

Теперь волна переливалась калейдоскопом сцен из его собственной жизни. Он служил моряком на торговом судне, он ходил по морям, изучал мир, читал местные газеты, смотрел местные телеканалы, разговаривал в каждом порту с полицейскими, набирался мудрости. Он был моряком и обожал женщин, особенно шлюх, и чтобы снять очередную девку, частенько наведывался в портовые бары.

Они всегда были рады видеть Сэма Даффи – с карманами, полными денег, с его шутками и веселым смехом. Он был не похож на обычных клиентов, с ним последняя портовая шлюха чувствовала себя едва ли не королевой, пусть даже всего на одну ночь. Если случались пьяные потасовки, он всегда вмешивался, выходя из них без единой царапины. У него был зоркий глаз, и он продавал свое знание о мире тем, кто больше за это заплатит. На него можно было положиться, что он достанет нужную вам вещь даже из-под земли, при условии, что от этого не пострадают те, кто не может за себя постоять. А еще он трахал шикарную красотку по имени Корал, и это был лучший секс в его жизни. А еще он оберегал женщину, которая значила для него все на свете. Ту, ради которой он был готов пожертвовать жизнью…

Сэм ощутил холодный свет. Вздрогнув, он поднял руку и был крайне удивлен, что еще владеет своим телом. И тотчас застонал, потому что легкие обожгло огнем. Сон остался прежним. Сэм открыл глаза, и тотчас испугался, что голова его вот-вот взорвется от боли. Он был гол, а свет оказался лишь солнечными лучами. Затем в ноздри ударил запах, и он подавил спазм, сжавший его внутренности. Он лежал посреди блевотины и испражнений – по всей видимости, своих собственных.

Затем он услышал лай. Лаяло какое-то животное, скорее щенок, чем взрослая собака. Сэм выполз из омерзительной грязи, оставленной собственным телом, но снова рухнул без сил, на этот раз перед широкими воротами, что преграждали ему путь. Он толкнул створки ворот и увидел веранду, всю в цветах кизила. За верандой открывался вид на потрясающе красивое озеро, на скалы на другом берегу и зеленые холмы.

Плечо болело, голова пульсировала болью, сам он не знал, где находится и куда ему нужно, солнечный свет больно резал глаза. Но одно он знал точно: это не Центральный парк. Но, черт побери, где же он? Сэм Даффи заставил себя подняться на ноги и, пошатываясь, ступил на веранду. Но в этот момент на него накатила новая волна тошноты. Он перегнулся через перила и, не удержавшись на ногах, скатился на усеянный галькой берег.