Книга Саркофаг - Андрей Посняков

Эх, жаль, жаль, что исчезла невидимость… Тогда было бы куда проще.

Однако, что же делать-то? Все-таки ехать автостопом в Шушары, там все выстирать, высушить, потом вернуться, продать… Черт! Возни сколько. Главное, остановиться-то не у кого…

Вдруг улыбнувшись, Тихомиров резко хлопнул себя по лбу, словно прибил присосавшегося комара.

Гульнара! Гуля!

Она ведь звала, звала в гости! И живет, кстати, недалеко, на Бассейной, – Максим хорошо помнил адрес.

Туда и пошел, наслаждаясь чудесным обликом знаменитых белых ночей. Несмотря на позднее уже время, всюду слышались шутки, смех – компании молодежи шумно праздновали окончание учебного года.

Гуля… Гуля… Юная красавица с нездешними антрацитовыми глазами… Ах, как она была хороша! И он, Максим, ей, похоже, понравился… понравился, понравился, что уж там говорить. Ну, а раз так, почему б не воспользоваться-то предложенным гостеприимством? Тем более – случай как раз такой.

Нужный дом – недалеко от высотки на углу Московского и Бассейной – Тихомиров обнаружил быстро. Зашел в парадную, миновав кучку подростков, лениво хлещущих портвейн из горла (это у них называлось – задринчить вайн из баттла), поднялся на четвертый этаж… Мда-а-а, судя по количеству звонков и приклеенных над почтовым ящиком вырезанных из газет и журналов лейблов – «Огонек», «Веселые картинки», «Известия», «Сельская жизнь», «Правда» и все такое прочее, – квартирка-то была коммунальной. Впрочем, и черт с ней, как говорится, не до жиру!

Никакой надписи «Гульнара» или «Гуля» около звонковых кнопок не было, а были какие-то Тимофеевы, Вербины, Кашкарьянцы…. Максим нажал наугад – первую попавшуюся.

За дверью послышались шаги, кашель… Дверь открыли, даже не спросив кто.

– Ты, Людмила?

На пороге возникла огромных размеров тетка в затрапезном халате и с волосами на бигудях.

– О! А я думала – Людмила! Ты что звонишь, алкаш?

– Гражданка Гульнара дома? – состроив соответствующую рожу, произнес молодой человек четким официально-напористым тоном. – А вы, гражданочка, кто такая? Документики попрошу!

– А-а… – Отступая на шаг, тетка лениво зевнула. – Так бы и сказал, что опер. Лев Зиновьевич послал?

– Он… наше дело такое.

– Дома ваша шалавища, дома – куда ей деться-то, заразе? Снова, вон, хахаля себе привела! Тетка ее, Олимпиада, в санаторий уехала, так этой гадине теперь – рай! Давно уж ее надо, товарищ милиционер, выселить на сто первый километр!

– Выселим, – проходя в коридор, твердо пообещал Максим. – Вот как время придет, так и выселим.

– Ой, поскорей бы… Вы уж скажите там Льву Зиновьевичу… Гульнара! Гулька! К тебе пришли, коз-за драная!

– Ай? – Полуоткрытая дверь в конце коридора распахнулась, оттуда выглянула смеющаяся Гулина физиономия, да и вообще девушка выглядела растрепанной, чуть раскрасневшейся, но вполне довольной жизнью.

– Это кто там пришел, Гулюсик? – перекрикивая громкую музыку, из комнаты донесся хрипловатый мужской голос.

Распахнувший уже было объятия Тихомиров вздрогнул… однако, Гулюсик?

– Это… – Девушка обалдело захлопала ресницами.

– Опять из милиции к Гульке пришли, – выглянув из кухни, громко сообщила все та же огромная тетка. – С проверкой!

Музыка тут же и стихла. И голос вдруг потерял прежнюю блатную хрипотцу:

– А мы что? Мы ничего, сидим вот…

– А у меня гость! – Гуля наконец пришла в себя и как ни в чем не бывало улыбнулась. – Не вовремя ты заявился-то.

– Да я уж и сам вижу. Думал переночевать…

– Что, деться вдруг некуда стало?

– Да… проблемы.

Девушка пожала плечами:

– Ну, если проблемы, так ночуй – я тебе ключ от теткиной комнаты дам.

– А что, неплохая идея!

– Ну, тогда жди… – Гульнара исчезла в комнате, тут же послышался ее громкий голос. – И куда ж я паспорт-то закинула, участковый спрашивает… А ну-ка тут, в тумбочке, посмотрю…

– Вот дура! – со смаком прокомментировали с кухни. – Опера с участковым перепутала.

– И не говорите, Ингольда Федоровна, и не говорите! Эта молодежь ну такая безмозглая, я вам скажу! Все время все путают, о чем речь ни зайдет. Ну ясно же всем: участковый – это одно, опер – другое, а следователь, надо сказать, совершенно третье…

– Пойдем, – выскользнув в коридор, шепотом позвала Гуля.

Стараясь не шуметь, открыла дверь соседней комнаты… Зря старалась!

– К Олимпиаде пошли! – уверенно заявили на кухне. – Обыск делать. Давно пора бы!

– Нешто ж можно без хозяйки?

– А почему бы и нет? По оперативной надобности-то? В присутствии понятых, само собой. Нас, как соседей, и позовут…

– Ой! А я-то в бигудях!

– Или – Гульку с хахалем ейным. Хотя, нет, Гульку не должны – она лицо заинтересованное.

«А все же какие замечательные времена были!» – входя вслед за Гульнарой в комнату, почему-то подумал незваный гость. Неоднозначные! На работе или с непроверенными соседями все говорили одно, думали другое, а делали третье, великолепно сочетая моральный кодекс строителя коммунизма с погоней за шмотками, блатом и пьянством.

Впрочем, в быту все ж таки ханжества было меньше, все имело свои имена, называлось, как называлось: не бойфренд, а хахаль, не раскованная девушка, а шалава или, еще круче, бл…дь, и не мент, а уважительно-боязливо – «сотрудник»!

– Ну, располагайся… Чайник я сейчас принесу. Только мы это… с Альбертом в кабак собрались, ты уж извини… Да, наверное, так еще и лучше. Не обижаешься?

– С чего бы?

Ай, на самом-то деле обидно было, да еще как! Это что же, шел, надеялся… И на тебе – обломись, парень? А впрочем, немного таких мужчин найдется, готовых признать за женщиной – особенно за собственной женой или подругой – недюжинный ум, практичность, начитанность, деловую хватку… У-у-у, куда там! Отсюда и эти щенячье-сюсюкающие прозвища – «пупсик», «котенок», «малыш», нет, не от любви вовсе, от подспудно таящегося желания показать свое превосходство. Как же, я мужик, а она… так, сбоку припека. И когда что-то – кто-то! – из этого привычного круга выбивается, о, тут «мужики» готовы на всякую подлость. А уж обозвать женщину нехорошим словом, обсудить в курилке «достоинства» – тут им нету равных! Бедные женщины, если б вы только знали… Впрочем, те, кто хочет, знают, но есть и такие, кто предпочитает закрывать коленками уши да твердить: «Хоть плохонький, да мой!» Господи, да выгоните вы этого нищего брюзгу-алкоголика на фиг! Живите свободно, для себя и детей, а для секса можно и получше, и помоложе найти, или даже купить – почему бы и нет-то? Если с вашим, с позволения сказать, благоверным, кроме как о футболе или рыбалке и поговорить-то не о чем? Да, есть еще такая порода «мужиков», вечных маменькиных сыночков, которые вообще сами о себе заботиться не привыкли, не умеют, не хотят… да и не способны, коли уж на то пошло. Ни обед приготовить, ни постирать, ни прибрать за собой… Господи, вечные дети, подростки с задержкой умственного развития.