Книга Петля - Аркадий Адамов

И в самом деле, записка содержит сведения о Зинаиде Герасимовне, которые Пете удалось получить на первых порах. Я быстро пробегаю глазами записку.

— Еще я хочу предупредить вас, — наилюбезнейшим тоном говорю я, — что все, о чем бы мы тут с вами ни говорили, за пределы этой комнаты не выйдет. Вы меня, надеюсь, понимаете? Я гарантирую.

В моем голосе звучат весьма доверительные интонации.

Это довольно-таки банальное и у другого человека не вызывающее особых эмоций предупреждение в данном случае находит нужный мне отклик.

— Ну, как же не понять! — усмехается Зинаида Герасимовна. — В вашей работе секретность — это первое дело. Иначе кто же с вами откровенен будет.

— Именно, — подхватываю я. — А ведь нам только откровенность нужна. С вашей стороны, в частности. И тут даже… — я чуть медлю, — даже Виктор Григорьевич ничего не узнает о нашем с вами разговоре.

Виктор Григорьевич — это муж Зинаиды Герасимовны. И мне не очень-то приятно упоминать о нем в таком плане. Но что поделаешь, в нашей работе и такое встречается, как встречаются и всякие малоприятные люди, у которых, однако, что-то важное надо узнать и к которым в связи с этим приходится приспосабливаться. Не перевоспитывать же их сперва, в самом деле.

При моих последних словах Зинаида Герасимовна изумленно смотрит на меня, словно застигнутая врасплох, потом глаза ее настораживаются и улыбка медленно сползает с пухлых губ.

— А это вы к чему? — спрашивает она.

— К тому, — доверительно поясняю я, — что у нас, как в церкви, надо и можно говорить все.

Я уже немного разобрался, что из себя представляет эта женщина. В этом, кстати, заключается одна из интереснейших и весьма сложных сторон нашей работы: надо научиться быстро и верно разбираться в самых разных людях. По манере вести себя, по жесту, по лексике, по интонациям и взгляду. Это далеко не простая задача, как вы понимаете. И решить ее удается далеко не всегда. Но постепенно мы тут кое-чему в этом смысле обучаемся, а некоторые из нас становятся великими мастерами. Но чтобы разобраться в Зинаиде Герасимовне, не надо быть великим мастером.

— Вы знаете, конечно, что такое алиби? — спрашиваю я.

— Ну, вроде знаю… — не очень уверенно отвечает Зинаида Герасимовна, удивленная этим неожиданным вопросом.

— Это доказательство или свидетельство того, что человек не мог быть в определенное время в определенном месте, ибо он именно в это время был, оказывается, совсем в другом месте, — поясняю я.

— Да без вас я это знаю, — недовольно отвечает Зинаида Герасимовна. — Слава богу, грамотная.

— Вот и прекрасно. А теперь постарайтесь вспомнить. В прошлый понедельник, двенадцатого, ваш вагон-ресторан находился в Москве и в ночь на вторник готовился в новый рейс. Получали продукты, шел текущий ремонт. Это вы помните?

— Ну, помню, — настороженно отвечает Зинаида Герасимовна, не очень еще соображая, что мне, собственно говоря, от нее надо.

— Значит, помните, — удовлетворенно констатирую я. — А помните ли вы, кто именно грузил ваш вагон? Эти грузчики давно вам, кажется, известны, не так ли?

С последним вопросом я слишком спешу. Его, строго говоря, не следовало задавать. Им я как бы оказываю давление, заставляю назвать грузчиков, помнит она их или не помнит. И это может вызвать вполне естественный отпор с ее стороны.

Но Зинаиде Герасимовне, к счастью, не до таких нюансов сейчас. Да она пока что и не думает что-либо скрывать.

— Ну, помню, кто был, — отрывисто говорит она. — Федька Мухин и Зинченко Иван. Вечно они там ошиваются, пьянчуги эти.

Нет, что-то ее все-таки встревожило. Губы ее поджимаются, глаза блестят сухо и настороженно. Да, что-то ей начинает не нравиться в нашем разговоре. Так мне, по крайней мере, кажется.

— Значит, Мухин и Зинченко, — киваю я. — А когда они появились у вас, в котором часу, хотя бы приблизительно? Постарайтесь вспомнить, Зинаида Герасимовна. Это очень важно.

— Зачем «приблизительно»? Могу и точно. Сейчас соображу… — Она умолкает и, глядя куда-то в пространство, хмурит тонкие брови. — Значит, машина с холодильника пришла первая… Как раз они и подвернулись… Я время в путевку проставила. Ревизор еще с ней приехал… Ну да! Двенадцать было без нескольких минут. И машина приехала, и они тут как тут. Нюх у них на такую работу.

— Двенадцать без нескольких минут… — задумчиво повторяю я и снова спрашиваю: — А ушли они от вас когда?

— Всю разгрузку кончили в полвторого, — уверенно отвечает Зинаида Герасимовна. — Вскорости еще одна машина пришла. Ну, а потом они спать улеглись в вагоне. И в семь утра ушли.

— Выпили перед сном?

— Не помню, — отрезает она. — Их дело.

— Допустим, — соглашаюсь я. — А помните, что они вам рассказывали?

— Еще не хватает помнить, чего эта пьянь несет, — презрительно передергивает плечами Зинаида Герасимовна.

— А ведь они, кажется, рассказали вам про не совсем обычный случай. Его трудно забыть.

— Не привязывайтесь, — грубо обрывает она меня. — Говорю, не помню, значит, не помню.

Женщина явно начинает нервничать. Отчего бы ей, собственно говоря, нервничать? Чего-то она боится? И тут вдруг приходит на ум одно соображение, которое давно уже у меня как-то подспудно зрело. Будет эта женщина выпивать с двумя грузчиками, как же! А потом идти к своему дружку? Нет, скорее всего, даже наверное, дружок пришел за ней. Вот тогда она могла и выпить, и услышать рассказ охмелевших грузчиков! Но в этом случае…

— Вы, значит, не помните, — говорю я. — Но, может быть, это помнит другой человек, который тоже слышал в ту ночь их рассказ, как вы думаете?

— Никакого другого человека не было, — снова отрезает Зинаида Герасимовна, на этот раз еще решительнее.

Я качаю головой.

— Конечно, вы заинтересованы отрицать это событие.

— Я заинтересована отрицать? — насмешливо осведомляется Зинаида Герасимовна. — Почему же такое?

— Вот и я задаюсь этим вопросом. Ну, зачем вам отрицать, что какой-то человек был у вас ночью в вагоне? Валентин Гордеевич или кто другой. Что тут, казалось бы, такого особенного?

Она бросает на меня гневный взгляд.

— Много же вы вынюхали!

— Что поделаешь. Но пусть вас это не беспокоит. Так вот, что же остается предположить в обрисованной ситуации? Кто был тот человек?

— А я говорю, никого не было, — упрямо повторяет Зинаида Герасимовна.

— В том-то и дело, что был, — возражаю я. — Кто-то был. Но вам очень не хочется его называть. Это понятно.

— Ну, знаете…

— Нет уж, погодите. Дайте договорить. Я вас уже предупредил: мы не собираемся вмешиваться в вашу личную жизнь. Нас это не касается. И нас не касается, кем приходится вам этот человек. Нам он нужен лишь как свидетель. Вот и все. Как свидетеля я и попрошу вас его назвать.