Книга Улики горят синим пламенем - Алексей Макеев

– Спасибо, – сказала Элеонора.

– За что?

– За то, что приехал, и вообще за все. И Станиславу передай…

Они помолчали. Каждый думал о своем. Гуров полез в карман и достал толстый пакет.

– Что это? – спросила Элеонора.

– Думаю, деньги. Компенсация.

– От кого и за что?

– Какая разница? Будем считать, это за Алексея. Что-то вроде страховки.

– И ты думаешь, что я их возьму?

– Не вижу причин отказываться. Дурой будешь, если не возьмешь.

Элеонора подумала, но недолго. Протянула руку и взяла пакет.

– Давай. Дурой быть никому не хочется. Я тебя хоть и недавно знаю, но уже поняла, что ты плохого не посоветуешь. Извини, полковник. Я тогда наврала. Со злости.

– В смысле? – не понял Гуров. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, насчет Клинта Иствуда. Ты не просто на него похож. Ты гораздо круче!

«А ведь все так хорошо начиналось», – в сердцах подумал сыщик.

– Ладно, мне пора. Поеду, – выдавил он.

– Как? – Элеонора растерялась. – А разве?..

– Нет, извини. Мне пора… Жена ждет.

Он поднялся и, не оборачиваясь, пошел к машине.

* * *

Абдулла и Насрулла вернулись скоро. Под руки они волокли обессилевшего Николая Всеволодовича Ставрогина. Мурад сидел в своем любимом кресле, и джигиты швырнули Ставрогина к его ногам. Мурад посмотрел на бывшего партнера сверху вниз.

– А я ведь тебя предупреждал, что наступит время кормить рыбок. Зачем же ты меня не послушал?

– Я все объясню… Это все этот мент, сука! Он…

Мурад не стал дослушивать и махнул своим новым помощникам. Абдулла и Насрулла снова подхватили Николая Всеволодовича и потащили прочь из зала. Он знал, куда его волокут. К люку над большим аквариумом с пираньями. Он только тихо стонал, кричать у него не было сил.

Мурад с печальным вздохом, все-таки Ставрогин ему чем-то нравился, прошел к лифту и спустился в бильярдную. Здесь он немного постоял с бокалом коньяка, глядя на стаю страшных рыбок. Услышав наверху шум, Мурад Чингизович нажал клавишу.

– Нет! Не-е-ет! – Звуки не проходили сквозь толстое стекло, но и без звука было ясно, что кричит обреченный.

Вдруг Мурад Чингизович вздрогнул и встрепенулся.

– Э, что вы наделали, слушай! Часы из «Титаника» почему с него не сняли? Кто теперь за ними нырять будет, а?

И застыл, расстроенный.

* * *

Стемнело. Гуров съехал с дороги на обочину и остановился. Вокруг расстилались необозримые поля. Полковник вышел из машины, задрал голову и посмотрел в бездонное звездное небо. Зябко передернул плечами – то ли от холодного ночного воздуха, то ли от нечеловечески прекрасного зрелища. Звезды здесь были не то что в городе – огромные и сияющие.

Сыщик сел на теплый капот машины и достал мобильник. Набрал номер Марии. Слышимость оказалась прекрасной, словно не в Европу звонил, а в соседний дом.

– Привет, Машка, – грустно сказал он. – Как ты там? Мне тебя не хватает.

Из трубки слышались веселые голоса, играла музыка. Мария не говорила, а буквально пела.

– Я в раю, Гуров! Ты не представляешь, как тут здорово! У нас закончился театральный фестиваль в Герцег-Нови, и завтра мы отсюда поплывем морем в Венецию. Я сейчас пью «Вранац», это такое красное сухое вино, очень приличное. И ем пршут. Это вяленый окорок. Вроде испанского хамона, только в тысячу раз вкуснее. Ах, Гуров, если бы ты был тут со мной! Да, чуть не забыла. Тут один продюсер хочет сделать про тебя многосерийный фильм. Я уже и с режиссером говорила. Он видит тебя этаким молодым Бельмондо в кепочке, кожаной куртке и джинсах. Для Станислава у него особых красок не нашлось, только язык. В фильме он будет говорить с украинским акцентом, вместо твердого «г» – «х». Как Брежнев. Так что скажешь?

– Бред сивого мерина. Стас твоего режиссера убьет, а я пальцем не пошевелю, чтобы спасти, – заверил жену сыщик. – А меня вообще может сыграть только один актер в мире. Это Клинт Иствуд. Так и передай своему режиссеру…

Разговор оборвался – деньги кончились.

Тут сыщик почувствовал, что ночной холод пробрал его до самых костей, и поспешно вернулся в машину. Он попытался проанализировать завершенное дело, но почувствовал, что засыпает.

Гуров спал. Но ровно через двадцать минут он проснется и поедет в Москву.

В Москву, в Москву – работать, работать и работать.