Книга Красная перчатка - Холли Блэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ладони потеют. Я стараюсь рассказывать как можно короче, не использовать те же слова, что и в предыдущие два раза — чтобы не было похоже на заученный текст.
— Она стреляла?
— Нет. Я же говорил, просто убежала.
— И почему же она убежала, как думаешь? Почему не выстрелила? Ты же был беззащитен — через минуту тебя скрутила отдача. Да тебя можно было спокойно живьем на куски резать.
Да, Хант слишком уж хорошо осведомлен о магии трансформации и об отдаче. А как кровожадно прозвучало это «живьем на куски резать».
— Понятия не имею. Наверное, просто психанула. Или не знала. Я вам ничего нового не скажу. Спрашивайте сколько угодно — могу только лишь предположить.
— И ты засунул его в холодильник? Грамотный подход, свидетельствует о богатом опыте. — Джонс вроде как шутит, только голос серьезный.
— Часто смотрю телевизор. — Я неопределенно взмахиваю рукой. — В жизни труп оказался очень уж тяжелым.
— А потом? Вернулся в школу как ни в чем не бывало?
— Ну да. То есть я, конечно, вернулся в школу так, как будто только что убил одного громилу и запихал его в морозильник. Но на мне это не было написано большими буквами.
— Выдержки тебе не занимать? — кривится Хант.
— Я умело скрываю богатый внутренний мир за суровой внешностью.
Агент Хант, по-моему, так и мечтает заехать мне кулаком прямо в суровую внешность. У Джонса звонит телефон, он берет трубку и выходит из комнаты. Хант тоже, бросив напоследок странный тревожный взгляд — будто вдруг засомневался: а не говорю ли я правду.
Возвращаюсь к домашней работе. В желудке урчит. На часах почти семь.
Через двадцать минут агенты возвращаются.
— Ладно, пацан, — вздыхает Хант. — Мы нашли труп в морозильнике, все как ты сказал. А где его одежда?
— Да, одежда, — в голове полная пустота, знал же, что что-то да забыл; пожимаю плечами. — Я ее в реку выкинул. Думал, найдут и решат, что он утонул. Но никто ничего, наверное, не нашел.
Хант пристально вглядывается в мое лицо и кивает.
— Еще мы съездили к Бетенни Томас и нашли у нее два пистолета. Хотя нужно еще дождаться результатов баллистической экспертизы. Теперь продемонстрируй-ка нам свою магию.
— Ладно, давайте устроим шоу.
Встаю, медленно стягиваю перчатки и кладу ладони на гладкую прохладную столешницу.
Одиннадцать часов ночи. Звоню Баррону из машины.
— Я принял решение.
— У тебя не было особого выбора, — довольно отвечает он.
Голос такой покровительственный, взрослый — как будто долго поучал глупенького младшего братишку, объяснял, что не надо перебегать улицу, а тот все равно не послушал и плачет теперь, стоя посреди оживленного шоссе. Совершенно спокоен, никаких эмоций. Интересно, он действительно готов забыть мое предательство? Неужели Баррон так погряз в магии и преступлениях, что считает шантаж и промывку мозгов естественной частью семейных отношений?
— Да. Выбора не было.
— Ладно. — Брат почти смеется. — Я им сообщу.
— Я не согласен. Вот мое решение. Не буду работать на Бреннанов. Не буду убивать.
— Тогда я, знаешь ли, могу пойти к федералам. Кассель, не глупи.
— Иди. Давай. Они узнают, кто я такой. И ты потеряешь надо мной власть. Я тебе больше не буду принадлежать.
Сейчас-то легко блефовать, когда в ФБР все знают.
Повисает долгая пауза.
— Подожди, давай встретимся и поговорим.
— Хорошо. Постараюсь смыться из Уоллингфорда. Заберешь меня?
— Не знаю, — мнется брат.
— Возле школы есть магазин. Либо забирай меня, либо никакого разговора не будет.
— Приеду через пятнадцать минут.
Устало смотрю в окно машины. В груди что-то сдавило, так обычно ноги сводит после длинного забега. Резкая острая боль, от такой просыпаешься посреди ночи.
Лекарство одно — терпеть и ждать, пока пройдет.
Не стоит Баррону показывать новый «Мерседес», подарок Захарова, — он насторожится. Так что прихожу на встречу пешком. Покупаю кофе. Владелец магазина, мистер Гадзонас, смотрит с укором.
— Ты же должен быть в школе. Спать.
— Знаю, — кладу деньги на стойку. — Семейные проблемы.
— Проблемы ночью не решают. Ночь — тоскливое время.
Стою и жду, прислонившись к бетонной стенке, потягиваю кофе, кручу в руках стаканчик. «Ночь — тоскливое время». Меня одолевают грустные мысли, не хочу ни о чем думать.
Баррон опаздывает всего на полчаса. Он опускает оконное стекло и интересуется:
— Куда поедем?
— В какое-нибудь тихое место.
Забираюсь в машину. Мы сворачиваем к старому кладбищу, Баррон въезжает на грунтовую дорожку, прямо под знак «Проезд закрыт».
— Слушай, ты меня держишь на крючке. Можешь, к примеру, всем рассказать, кто я и что натворил. Да черт возьми, можешь об этом раструбить на каждом перекрестке. И я окажусь в полном дерьме. Нормальная жизнь закончится.
Брат хмурится. Он меня, интересно, вообще слушает или сосредоточенно замышляет очередную пакость?
— Но я могу изменить лицо и начать другую жизнь. Для этого надо всего лишь раздобыть имя и номер социальной страховки. Мама нас хорошо воспитала — выкрасть нужные документы мне не составит труда.
Баррон, кажется, удивился. Такая возможность ему в голову не приходила.
— Не хочу становиться убийцей.
— Попробуй посмотреть на это по-другому. — Он берет мой стакан с недопитым кофе и делает глоток. — Мы будем избавляться от плохих парней. Послушай, Бреннаны тебя даже не увидят. Им достаточно будет увидеть результат. Я стану твоим агентом и сообщником, пусть вешают на меня всех собак в случае чего, буду помогать организовывать преступление, скрываться.
— А школа?
— Что школа?
— Не хочу уходить из Уоллингфорда.
— Ну да, — с понимающей улыбкой кивает Баррон. — Там же теперь Лила учится, конечно, не хочешь. Все всегда вертится вокруг нее.
— Скажи, почему я должен с тобой работать? — хмурюсь я. — Когда я все могу делать один?
— Потому что я буду выискивать жертвы и все организовывать. — Баррон, похоже, обрадовался такому простому вопросу. — Находить человека, определять место. И конечно же, работать над свидетелями — стирать им память.
— Конечно же.
— Ну так что? Соглашайся. Заработаем кучу денег. Я даже могу помочь тебе забыть…
— Нет. Не хочу. Не буду этого делать.
— Кассель, — в его голосе сквозит отчаяние, — пожалуйста. Ты должен. Пожалуйста, Кассель.