Книга Не возжелай мне зла - Джулия Корбин

— Жизнь вообще штука несправедливая. Жизнь сложна и часто сбивает нас с толку. Она непредсказуема. В ней нет ничего определенного и вечного.

— Вам легко говорить! — кричит она, тыча в меня пальцем. — У вас есть все!

— Ну нет! — Я чуть не смеюсь. — Жизнь для меня никогда не была усыпана розами. Все, что у меня есть, я заработала тяжким трудом, и все-таки потеряла мужа, мой брак распался, и я до сих пор совершаю ошибки и страдаю от этого. — (Лицо ее проясняется.) — Мне очень жаль, — продолжаю я, — что тебе выпала такая трудная жизнь, жаль, что я приложила к этому руку, но ты уже отомстила мне. Ты чуть не убила Робби, ты заставила меня пережить несколько самых страшных часов в моей жизни. Ты обманным путем вкралась в мою семью. Ты лгала полицейским, прикрывалась при этом ни в чем не виноватой Тесс.

— Нет, это она все придумала… Почти все.

— Не верю! — Я хватаю ее за плечи. — Кирсти, я знаю, что такое быть девушкой в твоем возрасте, когда кажется, что тебя никто не понимает, но, честное слово, пора остановиться. Хватит уже, наигралась.

— А если нет? Расскажете все полиции? И меня арестуют? — Разыгрывает браваду, но губы дрожат. — У них нет никаких улик, а я буду все отрицать!

— Я не угрожаю, пойми меня, Кирсти. Я хочу, чтоб ты осознала, что ты только себе делаешь хуже. Как бы ни было трудно, мой совет: брось это дело.

— Теперь вряд ли получится. Не смогу. — Она произносит шепотом: — Для меня это слишком важно.

— Вовсе не обязательно разбираться с этим одной. Я найду тебе человека, опытного в таких делах, вы поговорите, и он поможет. Поможет преодолеть себя. — Я берусь за ручку двери. — Давай встретимся завтра и все обсудим. — Выхожу в коридор и надеваю туфли. — Даю слово, у тебя все получится, ты избавишься от этих мыслей.

— Вы позвоните мне завтра?

— Да. — Я кладу руку ей на плечо. — Не беспокойся. Все будет хорошо.

13

Выбегаю из подъезда, мчусь к машине — и снова промокаю насквозь, — влезаю в машину, включаю на полную мощность обогреватель, и от меня пар валит так, что запотевают стекла. Жму на газ, гоню по улицам, кажется, нарушаю, но ведь опоздала на целый час, даже больше, меня давно ждут в участке. Фил с детьми небось уже там, ходит взад-вперед. И О’Рейли ломает голову, куда я запропастилась на этот раз.

Дрожащими руками вцепившись в руль, пробираюсь по вечерним улицам, забитым машинами, несусь на желтый, который сменяется красным, как только пересекаю перекресток. Водитель фургона истошно сигналит вслед. В машине уже жарко, но у меня зуб на зуб не попадает. Разговор с Кирсти выжал из меня все соки. Я все еще злюсь на нее из-за Робби, но мне ее уже жалко, ничего не могу с собой поделать. Временами она ведет себя как обиженный на несправедливость ребенок, не желает понять всю чудовищность собственного вранья, гнусность своей мести. Но порой сквозь ее недоверие и уязвленные чувства проступает личико маленькой девочки, которой сделали больно. Мне кажется, она нормально отнесется к идее проконсультироваться у психолога. Психотерапевтические сеансы не всякому человеку подходят, но, думаю, Кирсти, способной описать свои чувства, они помогут самой яснее увидеть ситуацию. Она должна не только примириться со смертью матери, но и с тем, что отец ее неизлечимо болен. И вряд ли долго проживет, это тоже станет для нее переломным моментом.

Подъезжаю к полицейскому участку и долго не могу найти свободное место. Приходится парковаться довольно далеко и бежать бегом больше сотни ярдов. Снова промокаю насквозь и наверняка, пока доберусь, буду заляпана грязью с головы до ног. Мокрые волосы липнут к черепу, как сахарная вата, на плечи стекает вода. Юбка, промокавшая уже два раза, теперь похожа на грязную половую тряпку, хлопает мне по ногам, с нее тоже течет мутная вода.

— Черт возьми, где ты пропадаешь? — кричит Фил, как только я появляюсь в вестибюле.

— Извини. Задержалась с больным.

— А почему не отвечала на звонки?

— Не могла, — говорю я резко и понимаю это, посмотрев на дежурного; впрочем, он здесь и не такое видел. — Иначе ответила бы, понятно?

— Смотри, вся промокла, с тебя течет, — хмуро бормочет он, качая головой, мол, балда ты, балда, что с тебя возьмешь.

Когда мы были женаты, мне казалось, что так он проявляет заботу обо мне, это звучало, словно покровительство старшего, сильного. Теперь я слышу в его голосе только неодобрительные, критические нотки.

— Где дети? — спрашиваю.

— В служебном помещении, телевизор смотрят. А я уже двадцать минут тебе названиваю.

— Извини.

— Эрика меня заждалась.

Остается только закатить к небу глаза, не могу удержаться. Он не замечает, уставившись в пол, крутит на пальце кольцо, подарок Эрики, перстень с печаткой, что там изображено, не разобрать, на лице его беспокойство.

— Детям новость не понравилась.

— Какая новость? — спрашиваю я, но до меня тут же доходит: это он о своей грядущей свадьбе.

— Как какая? — чуть не кричит он.

— Успокойся! — Я тоже повышаю голос. — Вспомнила, о чем ты. Прошу прощения.

Всего за пару минут я в третий раз прошу у него прощения. Пытаюсь взять себя в руки, поставить себя на его место. Он ведь старается быть хорошим отцом, а детям не нравится, что он снова женится. И сейчас он хочет, чтобы я помогла сгладить ситуацию. И я это сделаю. Не ради него, конечно, ради детей.

— И что они говорят?

Как только он рассказал о своих планах, Лорен кинулась в слезы, а Робби скрестил руки на груди и вообще рта не раскрыл.

— И оба молчали, за весь обед ни слова. Лорен ничего не ела. А Робби проглотил обе порции — и свою, и ее.

— Ну и молодец! — пытаюсь я внести в разговор живую нотку. — Прожорливый мальчик, никакие беды не вредят его аппетиту.

Фил выжимает из себя жалкую улыбку.

— Не знаю, куда их везти отсюда.

— Я поговорю с ними. Им нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

— Спасибо, — отвечает он смиренно. — Я тебе очень благодарен.

— Мы же с тобой взрослые люди! — стараюсь говорить весело и вдруг вспоминаю дневник Тревора.

Щеки мгновенно вспыхивают, глаза наполняются гневными слезами: передо мной во всей красе встает жуткий обман, в атмосфере которого я прожила с Филом восемнадцать лет, сама не подозревая об этом.

— Я понимаю, Лив, тебе это все нелегко принять, — бормочет он, доставая из кармана бумажный платок. — Но моя женитьба…

— Да при чем здесь твоя женитьба?! — Беру платок, но не для того, чтобы вытирать слезы, их нет, я стираю капли дождя на щеках. Он смотрит на меня снисходительно, почти ласково, таким я давно его не видела, но этим сейчас меня не купишь. — Мне надо с тобой серьезно поговорить о том, что случилось…