Книга Право на жизнь - Сергей Арно

Урод кивнул на тумбочку, на которой стояло растение.

– А что это за театр был? – спросила Карина.

– О! Это был театр!.. – ностальгически вздохнул Эдуард Робертович. – Это был единственный в стране и в мире театр.

Эдуард Робертович закинул ногу на ногу и, приняв позу вдохновенного рассказчика, начал с несколько торжественными нотками в голосе:

– Театр был основан в семьдесят восьмом году, в самый разгар так называемого застоя. Это был уникальный театр, в нем играли куклы и живые актеры. Но актеры были, как бы это сказать, с неординарной внешностью. Нужно заметить, что история знает великое множество примеров, когда уроды, только лишь демонстрируя свою внешность, зарабатывали огромные деньги. Вспомните компрачикосов. В 13-17-м веках это была очень прибыльная профессия. Они похищали или покупали детей и уродовали их внешность. «Доктора» разрезали им щеки, делая на лице вечную улыбку, или переделывали другими способами. Такие уродцы служили шутами, забавляя народ своей чудовищной внешностью, из них делали акробатов, танцоров… Физическое уродство всегда привлекает человеческое внимание, рядом с ними люди видят свое совершенство и красоту. Например, в древнем Китае придумали растить уродов в сосудах. Сделав сосуд замысловатой формы, сажали туда ребенка, и он жил в нем. Тело его росло, заполняя пустоты сосуда, приобретая его странную форму, потом, когда человек вырастал, сосуд разбивали и на свет выходил человек-сосуд, урод сложной конструкции. Причем с формами сосудов постоянно экспериментировали. Представьте, каких форм там только не было! Так делали в древности. А вот взгляните.

Эдуард Робертович поднял на колени старинный саквояж, отщелкнул замочки и достал несколько вырезок из журналов. Первую попавшуюся вырезку протянул Карине.

На фотографии был заснят стол, на нем стояла крохотная женщина в старинном платье.

– Это Лучия Царате, самая маленькая женщина на планете. Ее рост был всего 50 сантиметров. Она выступала в шоу в США. А вот это! – Эдуард Робертович протянул другую вырезку. – Самый знаменитый на планете лилипут «Генерал Том». Его принимали короли, президенты, великие писатели… Его слава прокатилась по всему миру в конце прошлого века. За свою сорокапятилетнюю жизнь он вырос только на шестьдесят сантиметров. В городе, где он родился, лилипуту поставлен памятник. А вот «Трехногое чудо» – Франческо Летини. – На фотографии был заснят довольный человек с тремя ногами. Следующая фотография запечатлела половину человека. Верхняя его часть была совершенно нормальной с головой и руками, но только по талию, внизу же ничего не было. – Это кумир всех ребятишек «Эка-Полпарня», миллионер, заработавший состояние цирковыми выступлениями. О нем снят известный фильм в Голливуде. А вот сиамские близнецы…

– Да, здорово. Только на фотомонтаж похоже, – сказала Карина.

– Похоже, но все они жили на земле.

Забрав обратно вырезки, Эдуард Робертович положил в саквояж вырезки, а вместо них достал пачку старых фотографий, бережно уложенных в полиэтиленовый пакетик. Он вынул их из пакета.

– Вот, полюбопытствуйте, – сказал он, протягивая фотографии Карине. – Это актеры нашего театра.

Карина с интересом и удивлением рассматривала старые фотокарточки с поломанными уголками. Их было всего десять. Рассмотрев фотокарточку, она передавала ее Сергею, а тот в свою очередь Илье. На фотокарточках были засняты разнообразного вида и обличья уроды. Наши уроды были ничуть не хуже заморских, а даже лучше и разнообразнее. Хотя карточки были не очень четкими, но можно было разобрать двух девочек лет десяти – сиамских близнецов, имеющих одну пару ног, расходящихся от пояса двумя худенькими телами, самого Эдуарда Робертовича, какого-то получеловека, тело и лицо которого покрывали густые волосы, настолько густые, что черты лица проглядывали с трудом.

– Вот здесь только несколько фотографий, которые удалось сделать и сохранить, – между тем продолжал Эдуард Робертович. – Актеров было значительно больше.

– А фотографии Шкворина – водителя Петрушки – у вас нет? – спросил Сергей, просмотрев фотографии без особого интереса.

Зато Карина и Илья не могли насмотреться.

– К сожалению, нет. Она была… но куда-то пропала. Вы знаете, я не могу избавиться от мысли, что действия Петрушки направляются чьей-то рукой. Словно кто-то, используя его болезнь, руководит им… Но нет! Это невозможно – больным человеком нельзя руководить. Итак, я продолжу. Театр был организован и создан по правительственному указу. Это был сверхсекретный объект увеселения. Не смейтесь. Не забывайте, что в те времена страну контролировало вездесущее КГБ, и без его ведома ничего не делалось. Теперь, конечно, театр рассекречен, и я могу, не таясь, рассказывать о нем. Так вот, театр был законспирирован не меньше, чем какой-нибудь атомный институт, и каждый работавший в театре актер давал подписку о неразглашении. Все это было сделано, потому что театр был создан специально для ЦК КПСС и лично для Леонида Ильича Брежнева. То, что Брежнев любил целоваться, ордена и автомобили, знают все, но всего менее известно, что он любил уродов. Эта его страсть, заглушаемая в молодые годы, в бытность его генсекства вспыхнула с новой силой. Тогда-то по предписанию врачей, а предписание это возникло, потому что от недостатка уродства в окружении у Брежнева у него начало развиваться психическое заболевание, что-то наподобие старческого маразма. Я поясню мысль. Хотя это всем давно известно, что, если человек долго сдерживает эмоции, у него развиваются различные нервные болезни. Таким образом, было решено создать личный театр для генерального секретаря. В условиях строгой секретности работники КГБ по всей стране собирали уродов и свозили в Кремль. Боже мой! Наверное, стены Кремля никогда не видели этакого человеческого разнообразия. Это был великий праздник уродства. В основном, конечно, это были дети алкоголиков либо людей, живущих вблизи полигонов, на которых испытывалось химическое или ядерное оружие. И только когда все мы собрались в Кремле, я увидел, сколько нас. Члены правительства и кагэбэшники растерялись, и только когда появился сам Леонид Ильич, я увидел в его глазах изумление и радость. Он ходил среди нас – большеголовых и горбатых, слабоумных и кривобоких – и был счастлив, как попавший в прекрасную сказку ребенок. Он трогал нас за особенно уродливые места, заговаривал, улыбался, лез целоваться… Да вообще он хотел перецеловать всех нас. И потом, когда я уже играл в театре, мне казалось, что добрейший человек Леонид Ильич как-то тяготился жизнью среди нормальных людей. Но возможно, так только казалось. Актеров для театра отбирал лично генеральный секретарь и министр культуры, разумеется. Кагэбэшники перестарались и навезли в Кремль множество умственно недоразвитых людей. Ну, я не стану говорить, как они вели себя в большом коллективе себе подобных. То и дело везде шныряли уборщицы с тряпками. Но Леонид Ильич велел гостей не обижать. Просмотр происходил в кремлевских палатах. Умственно отсталые были отсеяны и выбраны тридцать самых одаренных и живописных уродов – в их число вошел и ваш покорный слуга. Конечно, странно, но после этого всесоюзного съезда в стране совсем отпустили алкогольную политику, благодаря чему в СССР родилось очень много физически и умственно неполноценных детей. Трудно, конечно, подозревать Брежнева в умышленном вырождении народа. Но как знать. Как знать! Я видел его счастливые, полные восторга глаза. С тех пор мы часто виделись с генеральным секретарем. Для того чтобы сбить с толку спецслужбы других государств и чтобы не попала во вражескую прессу информация о том, что генсек имеет свой личный театр уродов, в театре появилась секция кукол и цирковых акробатов. Мол, театр кукольно-цирковой, а уроды так уж по случайности в нем оказались. Перед кем мы только не выступали! Все первые люди государства видели наши спектакли. Но самый благодарный зритель был Леонид Ильич. Бывало, он нас всех расцелует после представления и подарков надарит… Все было хорошо: и кормежка, и отношение обслуги – ведь почти все мы были набраны из инвалидных домов. Но имелся один мерзавец… До сих пор я вспоминаю его с ненавистью. Хотя о мертвых не говорят плохо. Но он испортил нам очень много крови. Это был администратор театра Коршунов. Он бил актеров, грозился сдать их обратно в инвалидный дом… Это его я просил убрать из театра водителя Петрушки вместе с его площадными шуточками. Но они нравились генералам, и Коршунов не послушался меня и поплатился за это жизнью. Но это много позже. Все было прекрасно, пока Брежнев был здоров, но, когда он тяжело заболел, нас уже приглашали редко, Брежнев уже ничего не соображал и посредине представления «Гамлета» мог встать и, выйдя на сцену, полезть целоваться к актерам. С его смертью для нас наступили тяжелые времена. Особенно плохо было при Андропове… Да, я сделал в своей жизни ошибку, которая, быть может, и повлекла за собой те жуткие события. Так что и я тоже косвенно виновен в случившемся:" Дело в том, что, когда начался пожар в театре…