Книга Святотатство - Джон Мэддокс Робертс

— Я — Лициния, старшая сестра Лукулла, — произнесла она. — Мой брат сказал, что все мы должны по мере возможностей помогать тебе. Ты можешь поговорить с этой девушкой. Но я буду присутствовать при разговоре, дабы удостовериться, что она не сказала ничего запретного.

— Я все понимаю, благородная Лициния, — молвил я.

Попробуй тут заниматься расследованием, когда вокруг одни запреты, вздохнул я про себя. Но изменить ситуацию было не в моей власти, и я опустился на стул. Женщины устроились на скамье напротив. Молодая гречанка выглядела несколько испуганной. Впрочем, рабы всегда выглядят испуганными, когда им случается разговаривать с человеком, облеченным властью.

— Тебе нечего бояться, милая, — обратился я к ней. — Я всего лишь хочу установить последовательность событий, произошедших той ночью. Никаких подозрений на твой счет у меня нет и быть не может. Прежде всего скажи, как твое имя?

— Филлис, господин, — ответила она с робкой улыбкой.

— И ты музыкантша?

— Да, господин, я играю на арфе.

— Именно в качестве арфистки ты присутствовала в ту ночь на ритуале в честь Доброй Богини? Возможно, этот вопрос кажется тебе пустым, — добавил я, заметив мелькнувшее в ее глазах удивление. — Но именно так тебя будут спрашивать, когда ты будешь давать показания в суде.

— Да, господин. Меня позвали, чтобы я играла на арфе.

— Отлично. И когда же ты обнаружила, что на ритуал проник мужчина?

— Как раз в тот момент…

Девушка осеклась и неуверенно посмотрела на свою госпожу, которая ответила ей предостерегающим взглядом.

— Как раз в тот момент мы не играли, — с запинкой продолжала гречанка. — Я увидела, что в вестибюль входит женщина-травница и с ней кто-то еще. Травница осталась в вестибюле, а ее спутница… спутник… он направился в атрий. Она догнала его и схватила за руку, словно хотела остановить. Но он стряхнул ее руку и вошел в атрий. Тут я его и узнала.

— Понятно. Но я слышал, лицо его скрывала густая вуаль. Как же тебе удалось разглядеть, что это мужчина? Ведь в атрии, скорее всего, царил полумрак.

— Лица я не разглядела, господин. О том, что это мужчина, я догадалась по походке. Господина Клодия я видела много раз, он часто приходит в этот дом, чтобы повидаться со своей сестрой, моей госпожой Клавдией. А еще я узнала кольцо, которое он носит на руке. Стоило мне увидеть это кольцо, я сразу поняла, кто это. Тогда я закричала, что на ритуал проник мужчина. Мать верховного понтифика подбежала к Клодию и сорвала вуаль.

— Представляю, какой шум поднялся. Насколько я понял, ты разоблачила Клодия сразу после того, как он явился в дом?

— Нет, господин, — покачала головой девушка. — Он и травница провели в доме много времени. Я видела, они пришли в самом начале вечера, когда благородные римлянки только начали собираться.

— Вот как? Ты уверена?

— Уверена, господин. Я ведь уже третий год подряд играю на арфе во время этого ритуала. Эту травницу я сразу узнала по пурпурному платью.

Мысленно я честил себя последними словами. Слишком доверившись свидетельствам тех, кто сам говорил с чужих слов, я совершил очередной просчет. Так бывает очень часто — один из свидетелей выскажет ошибочное утверждение, и оно, никем не опровергаемое, начинает восприниматься как неоспоримый факт. Если бы я дал себе труд расспросить арфистку раньше, у меня сложилась бы совсем иная картина событий, и, возможно, травница осталась бы жива. Кстати, звали ее Пурпурия, и, судя по всему, платье пурпурного цвета являлось отличительным знаком, свидетельствующим о ее ремесле. Тут мне в голову пришла еще одна мысль.

— Значит, ты узнала травницу по платью, а не по лицу? — спросил я девушку.

— Я не могла разглядеть ее лица, господин. На ней была вуаль.

— Похоже, в ту ночь вуали пользовались большим спросом. Под вуалью скрыл свое лицо не только Клодий, но и Пурпурия. Благородная Фауста, как я слышал, тоже явилась под вуалью.

— Тебя ввели в заблуждение, сенатор, — подала голос Лициния. — Благородная Фауста, — тут она слегка поморщилась, как это принято у добропорядочных матрон, упоминающих о знатных особах со скандальной репутацией, — в ту ночь оставалась здесь, в доме Лукулла.

— Понятно, — кивнул я. — А ты присутствовала на ритуале, благородная Лициния?

— Я была нездорова и тоже осталась дома. Что касается Фаусты, она совершенно равнодушна к религиозным обрядам и не проявила ни малейшего желания участвовать в предварительной церемонии, на которую допускаются незамужние женщины.

Итак, одно свидетельство подтверждает присутствие Фаусты на ритуале, два — отрицают. Но первое свидетельство исходило от Юлии, а мне по-прежнему не хотелось подвергать ее слова сомнению.

— Примите мою благодарность, — произнес я, поднимаясь. — Согласившись поговорить со мной, вы обе весьма способствовали успеху моего расследования.

— Рада слышать, — отозвалась Лициния. — Надеюсь, суд непременно состоится и злоумышленник получит по заслугам. До чего мы дойдем, если будем позволять безнаказанно осквернять священные ритуалы? Гнев богов падет на Рим.

— Мы не должны допустить этого, — с пафосом произнес я.

Осквернение ритуала меня больше не интересовало — даже в малой степени. В ту ночь в доме Цезаря произошло еще одно, куда более важное событие, и я был полон решимости разузнать о нем все. Уже направляясь к дверям, я обернулся.

— Филлис?

— Да, господин.

— Насколько я понял, Клодий и травница вышли в вестибюль из какого-то коридора. Тебе известно, куда он ведет?

— В заднюю часть дома, господин.

— То есть туда, куда удалились незамужние женщины после того, как предварительная церемония завершилась?

Девушка на несколько мгновений задумалась:

— Нет, покои, куда ушли те, кто не замужем, на другой стороне дома. А тот коридор, из которого они вышли, ведет в покои верховного понтифика. Иногда нас, рабов, отсылают туда, когда в наших услугах нет необходимости.

— Но в этом году вас туда не отсылали?

— Нет, господин.

Еще раз поблагодарив обеих женщин, я покинул дом Лукулла. Головоломка, над решением которой я бился, по-прежнему не хотела складываться в отчетливую картину. Но я чувствовал, что отыскал наконец самый важный фрагмент и теперь близок к решению. Оставалось лишь найти для этого фрагмента соответствующее место, и я смогу воспроизвести события той ночи, столь богатой загадками и тайнами. Ночи, когда и мужчины, и женщины прятали свои лица под вуалями.

Гермес ждал меня у ворот. Мальчишка не терял времени даром и, пока я беседовал с арфисткой, успел отнести домой банные принадлежности. Я сделал ему знак следовать за собой. Гермес повиновался, и случайно оглянувшись несколько минут спустя, я увидел, что он бредет, опустив голову и сцепив руки за спиной. Паршивец явно подражал мне.