Книга Дети Силаны. Паук из Башни - Илья Крымов

Любой работник музея может поведать, что каждая экспозиция переживает лишь два взрыва интереса со стороны посетителей: в первые дни после начала выставки и перед самым ее концом. Мы попали под конец, когда горожане, внезапно разорвав узы сонного томления, ринулись в музей, осознавая, что вскоре все эти экзотичные восточные вещи будут навек заперты в императорской сокровищнице.

Степенно прохаживаясь по бесконечной череде больших и малых залов, ярко освещенных хрустальными люстрами, электрическими, надо отметить, мы рассматривали экспонаты, привезенные из далекого Малдиза. Отказавшись от услуг экскурсовода, я сам взялся рассказать Аноис историю происхождения того или иного предмета.

– Этот бронзовый сундучок третьей династии Пхавана. Как вы видите, он выполнен в плетеном орнаменте и украшен глифами малдизской письменности. Эти сундучки использовались в судопроизводстве, внутри лежало два каменных цилиндра, белый и черный, меловый и угольный…

– Белый значил оправдательный приговор, а черный – признание виновным?

– Наоборот. У малдизцев тех времен была очень строгая система судопроизводства и наказаний, черный значил помилование, белый – казнь. Цилиндр из каменного угля поднять тяжелее, чем цилиндр из мела, так судье напоминали, что в случае несправедливого помилования вся тяжесть за безнаказанное преступление переходит на него. Поэтому белый цилиндр поднимали чаще. Вдобавок судьями обычно становились самые старые и опытные чиновники, в чьих руках было не особенно много силы.

– Это… кажется мне несколько безумным.

– Традиции и обычаи, милая тани.

– А что там за статуи? Это коровы?

Ее внимание привлекли выполненные в натуральный размер статуи горбатых водяных быков.

– Это тазуры, священные животные для малдизцев. Выполнены в керамике и украшены традиционным узором. Считается, что их горбы можно постепенно срезать и есть, а они снова будут отрастать.

– Это правда?!

– Понятия не имею. За время своей службы в Малдизе мы ели этих тварей только целиком.

– Малдизцы явно были не в восторге.

– Они ненавидели нас. Хотя, думаю, дело было в том, что мы воевали с ними. А вот, кстати, этот меч называется катар! Очень большое значение имеет в ритуальном плане, считается, что прообразом катара послужил меч бога зла Кальвишшиани, Пожирателя Младенцев. Использовать катар учат только высшую жреческую касту, так что обычно его на поле боя не встретишь.

– Хищные формы и восхитительная чеканка!

– Да, катары куются только мастерами, и каждый такой меч индивидуален. А вон на том стенде вы можете увидеть щипковый семиструнный…

Я повел ее по музею, показывая колонны из храма на горе Адугаши, статуэтку танцующей пришапи, старинные комплекты оружия, образцы сакральных религиозных текстов и сборники стихов поэтов эпохи Толькван. Мы дружно посмеялись над одеждами благородного сословия народности малькаби и подивились тому, как кто-то ухитрился перевезти в Старкрар боевую колесницу царя Капотара. В истории Малдиза был период, когда власть в стране захватили выходцы из народности барнабаритов, а у них были цари, не махараджи. Барнабариты продержались два поколения, после чего всех их перерезали, и трон заняли махараджи династии Симптора. Последним экспонатом, к которому мы подошли, оказался главный трофей генерала Стаббса. Я намеренно кружил по залам, рассматривая картины и фрески, чтобы приберечь самый ценный экспонат напоследок.

– Все хуже, чем я думал.

Золотая статуя бога Санкаришмы восседает на стилизованном цветке лотоса, раскинув в стороны четыре свои руки. Красивое андрогинное лицо, волосы, похожие на застывшие лепестки пламени, и спокойный взгляд, смотрящий в недостижимую даль. В одной руке Санкаришма сжимает волнистый кинжал, во второй – ветвь пряного ириса, в третьей – крупный алмаз, а четвертую руку бог протягивает вперед, будто прося милостыню. Чуть не забыл, во лбу его горит третий глаз, причем с вертикальным разрезом.

– Очень плохо. Это Санкаришма.

– На табличке так и написано, – заметила моя спутница.

– Я и без таблички его узнаю. И повторюсь: это очень плохо. Огненный бог Санкаришма – главный из всех малдизских богов. Малдизцы, наверное, в ярости… Себастина, немедленно достань мне свежий выпуск «Имперского пророка».

– Слушаюсь, хозяин.

– Вы думаете, что они будут очень возмущены?

– Я уверен. Санкаришма очень важный бог, он олицетворяет не только живительную ипостась огня, но и кару свыше – разрушительную ипостась огня. А малдизцы очень боятся карающего огня.

– Правда? Я подумала, что он покровитель попрошаек.

– Из-за протянутой руки?

– Ну…

– Распространенное заблуждение. Четвертая рука Санкаришмы пуста как символ великого вопроса о смысле бытия. Ответом на этот вопрос должен послужить предмет, вложенный в нее. Малдизцы верят, что если найдут недостающий предмет, то боги заберут их всех в край истинной свободы, а до тех пор их души заперты в вечной цепочке перерождений. Чего только они не клали в раскрытые ладони Санкаришмы за века существования их культуры! От кусочков меди до еще бьющихся сердец. Ничто не заставило бога сжать пальцы. Простите, – я жестом остановил одного из смотрителей музея, – как долго вы упрочняли и перестилали пол перед началом показа?

– О чем вы, почтенный тан? Экспонаты привезли так внезапно, что мы едва успели обновить стены!

– В таком случае как эта статуя ухитряется стоять?

– Я не понимаю…

– Вы что, идиот?

– Не думаю…

– Вижу, что не думаете. Попробуйте хотя бы приблизительно представить, сколько весит золотая статуя подобного размера? Тут у вас на табличке указано. В тоннах, не в центнерах.

– Э… семнадцать?

Я убедился, что говорю с идиотом.

– Семнадцать тонн золота плюс неразрушимое алхимическое стекло. Из чего у вас подпольные балки? Из какого сплава?

– Тан, я действительно не понимаю, что вас так тревожит?

– В этом зале нет дверных проемов, в которые могла бы поместиться эта статуя.

– И что? К нам прислали бригаду опытных строителей и паровой кран. Статую поместили в зал через частично разобранное окно, а затем в кратчайшие сроки восстановили стену, так что все стало лучше, чем было прежде, и…

– Ваша газета, хозяин.

– Почему такая мятая?

– Я отняла ее вон у того господина со встопорщенными бакенбардами.

– Извините, судья, это моя оплошность! – крикнул я.

Юрис Праттон одарил меня свирепым взглядом, погрозил пальцем и пошел прочь, что-то бормоча себе под нос. Пробежавшись взглядом по первым полосам, я не нашел ни одного упоминания о народных волнениях в Танда-Тлуне, гетто, в котором проживают выходцы из восточных провинций. Даже кровавые подарки Кожевенника отошли на второй план, отодвинутые радостными известиями о приближении грандиозного парада.