Книга Без веры - Карин Слотер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В последнее время ничего подозрительного на ферме не замечали?
— Вообще-то нет.
— Никто из работников не вел себя странно?
— Не хочу показаться легкомысленным, — предупредил он, — но подумайте, какой у нас контингент. Все работники со странностями, иначе бы вообще на ферме не оказались.
— Намек поняла, — кивнула Лена. — Точнее было бы спросить, не вел ли кто-нибудь себя подозрительно? Может, ваши люди занимаются чем-то дурным?
— Ну, в свое время они все занимались чем-то дурным, а некоторые до сих пор продолжают.
— В смысле?
— Представьте, сидит человек в каком-нибудь атлантском приюте и мечтает о смене обстановки. Иногда это последняя надежда на спасение.
— Но спастись удается не всем?
— Некоторым везет, — возразил Коннолли, — хотя большинство, приехав сюда, осознает: к алкоголю и наркотикам они пришли по той же самой причине, что мешает жить нормально. — Он сделал небольшую паузу, но Лене подсказать не дал. — Это слабость, дорогая моя. Хилость души, отсутствие воли… Мы делаем все возможное, чтобы им помочь, но прежде всего люди должны сделать усилие и помочь себе сами.
— Слышала, на ферме пропали какие-то деньги. Сумма, правда, небольшая.
— Да, действительно, пару месяцев назад, — кивнул Коннолли. — Виновных мы так и не нашли.
— Подозреваемые есть?
— Да, около двухсот человек, — рассмеялся десятник, и Джеффри понял: работая бок о бок с алкоголиками и наркоманами, трудно не потерять веру в лучшие качества человека.
— К Эбби у кого-нибудь повышенного интереса не возникало?
— Ну, она была очень симпатичной девушкой. На нее засматривались многие парни, но я сразу предупреждал: «Даже не думайте».
— Кого-нибудь приходилось осаживать больше, чем других?
— Нет, не помню. — От тюремных привычек не так легко избавиться, и Коннолли, как и все зеки, не умел давать односложные ответы.
— А вы не видели, чтобы Эбби с кем-то встречалась? Ну, или проводила время с неподходящим для нее человеком?
— Нет, — покачал головой Коннолли. — Клянусь небесами, с тех пор, как случилось непоправимое, ломаю голову, кто поднял руку на невинную душу, и не могу назвать никого! Причем не только из нынешних, но и из тех, кто работал на ферме несколько лет назад.
— Эбби разъезжала по всей Катуге, и, кажется, одна, — вспоминала Лена.
— Да, когда девочке исполнилось пятнадцать, я научил ее водить старый «бьюик» Мэри.
— Вы с ней ладили?
— Эбигейл была мне как внучка. — Пряча слезы, десятник часто-часто заморгал. — В моем возрасте вроде бы бояться нечего, человек готов ко всему. Один за другим начинают болеть друзья. Я так переживал, когда у Томаса случился инфаркт… Это я нашел его в поле год назад. Сильный духом человек в таком состоянии — смотреть жутко! — Коннолли вытер глаза тыльной стороной ладони, и Джеффри увидел, с каким пониманием кивнула его помощница.
— Но ведь Томас уже старик, — продолжал Коул. — Инфаркта мы, естественно, не ждали, но и не удивились. А вот Эбби была молодой, славной девочкой, мэм. Могла жить и радоваться. Такой смерти не заслужил никто, а она меньше всего!
— Говорят, она была замечательной девушкой.
— Так и есть. Ангел, настоящий ангел, чиста, как первый снег. Я бы жизнь за нее отдал!
— Вы знаете молодого человека по имени Чип Доннер?
И снова Коул ответил не сразу.
— Не припоминаю… У нас ведь многие приезжают и уезжают, некоторые остаются на неделю, другие — на день, самые удачливые — на всю жизнь. — Десятник почесал подбородок. — Фамилия кажется знакомой, но откуда — ума не приложу.
— А Патти О'Райан?
— Нет.
— С Ребеккой Беннетт, надеюсь, знакомы?
— С Беккой? Да, конечно.
— Вчера вечером она пропала.
Коннолли кивнул: для него это явно не было новостью.
— Девочка растет очень упрямой, убегает из дома, до полусмерти пугая маму, потом возвращается как ни в чем не бывало.
— Да, мы знаем, что она уже пропадала.
— На этот раз хоть записку оставить соизволила.
— Не знаете, куда могла направиться Бекка?
— Обычно по лесу бродит, — пожал плечами десятник. — Когда они с Эбби были маленькими, я водил их в походы, учил жить, довольствуясь тем, что создал Господь, чтобы видели и ценили его доброту.
— Было у вас какое-то любимое место?
Коннолли кивнул, подобного вопроса он ожидал.
— Я ходил туда сегодня с первыми лучами солнца. На той поляне никто не останавливался уже несколько лет. Так что не знаю, куда она сбежала. Порой хочется… взять хлыст и пройтись по ее попе, чтобы не вела себя так с матерью.
В дверь постучали, и, не дождавшись приглашения, в кабинет вошла Марла.
— Шеф, простите, что беспокою, — извинилась она, передавая Толливеру сложенный листок.
Пока Джеффри разворачивал его, Лена спросила:
— Сколько лет вы живете при церкви Божьей милости?
— Почти двадцать один год, — без запинки ответил Коннолли. — При мне Томас унаследовал землю от отца. На месте фермы не было ничего, но ведь Моисей тоже водил свой народ по пустыне.
Начальник полиции изучал Коула, пытаясь определить, врет или нет. У большинства людей при лжи появлялись характерные движения: одни ерзали, другие терли нос. Коннолли сидел неподвижно, как скала, и смотрел прямо перед собой. Либо он прирожденный лжец, либо кристально честный человек. Джеффри даже не знал, к какому варианту склониться.
Тем временем Коннолли рассказывал о становлении соевого кооператива Божьей милости:
— В то время у нас было всего двадцать работников. Дети Томаса в ту пору почти не помогали. Ничего не поделаешь — подростки, особенно Пол: вечно ленился, а когда все работали, сидел в сторонке, чтобы потом снять сливки. Настоящий адвокат! — Лена кивнула. — Для начала засеяли соей сорок гектаров. Ни минеральных удобрений, ни пестицидов не использовали. Тогда нас чуть ли не сумасшедшими считали, а сейчас на натуральные продукты бешеный спрос. Можно сказать, пришло золотое время. Надеюсь, Томас это понимает. Он был нашим Моисеем! Спасителем, который вывел нас из рабства наркотиков, алкоголя и распутства!
— Он до сих пор болен? — прервала хвалебную проповедь Лена.
— Господь его не оставит, — напыщенно проговорил Коннолли.
Джеффри раскрыл Марлину записку, пробежал глазами строчки раз, другой и с трудом сдержался, чтобы не выругаться.
— Вам есть что добавить? — спросил он Коннолли.
— Вроде бы нет, — пробормотал десятник, удивленный резкостью Толливера.