Книга Бремя прошлого - Элизабет Адлер

Финн отсчитал деньги в ее протянутую к нему руку, и она добавила:

– Еще за два доллара в неделю предоставляю ужин. Я хорошая кухарка, – потирая в подтверждение этих слов свои бедра, заметила она. Он быстро выложил ей еще два доллара. Эйлин засунула их в карман и направилась к двери.

– Ужин ровно в шесть тридцать, – сказала она уже от двери. – Большинство моих квартирантов актеры, и они должны быть в театре не позже семи тридцати, Такая у них работа.

Она закрыла за собой дверь, и Финн с гордостью огляделся в своей комнате. Он снял пиджак, повесил его на спинку кресла и по-хозяйски задержал на нем восхищенный взгляд. Он отодвинул тюлевую занавеску и посмотрел на видневшийся из окна парк. Потом снял ботинки, поставил их около кровати и повесил на медный крючок шляпу. Затем распаковал сверток в коричневой бумаге и уложил свои новые вещи в ящик комода. Спустившись в общий коридор и умыв руки и лицо под водопроводным краном, вытерся льняным полотенцем. Заодно взглянул на душ, на большую белую ванну, заглянул и в ватерклозет. Потом вернулся в свою комнату, разделся, прибавил газу в своей волшебной газовой лампе и, наконец, осторожно улегся на кровать. Подушка мягко подалась под его головой, и чистые, белые полотняные простыни окутали прохладой его тело. Какое-то время Финн пролежал совершенно неподвижно, наслаждаясь окружающим его миром, а потом рассмеялся.

– Дэн, старина, – громко проговорил он, не переставая смеяться, – если бы ты только мог сейчас видеть своего брата, то не поверил бы своим глазам. И для меня ровно в шесть тридцать приготовят ужин.

Засыпая, Финн все еще продолжал улыбаться.

Эйлин Мэлони была знаменитостью среди отчаянно конкурировавших между собой членов сообщества домовладельцев. Они знали, что дом ее был чистым, пища простой, но хорошей и что она не ограничивала в еде своих квартирантов.

– Я никого не заморю голодом, – часто говорила она, щедро накладывая порции картофельного пюре, капусты и котлет, а по воскресеньям и своего коронного блюда – ростбифа.

– Так было и тогда, когда моя собственная семья и мои земляки умирали от голода, – расчувствовавшись, любила она добавлять, пока ее довольные постояльцы очищали свои тарелки.

Когда, через семь лет после их женитьбы, умер ее муж, Эйлин оказалась в незавидной роли бездетной ирландской вдовы, без сыновей, которые могли бы позаботиться о ней на склоне лет. Она понимала, что должна была сама обеспечить свою жизнь. Собравшись с духом, она продала свой домишко и на вырученные деньги, к которым добавила ссуду, полученную в банке, купила более крупный дом, ближе к Бродвею, где, как она понимала, все ее двенадцать комнат будут всегда заняты квартирантами. Легкой жизни не бывает; и своевременно получать деньги от актеров нелегко, именно поэтому большинство домовладельцев отказывали им в жилье. Но у Эйлйн была слабость к красивым мужчинам, и, кроме того, они развлекали её своими бесконечными рассказами. Она была в курсе всех бродвейских сплетен; общение с актерами позволяло ей чувствовать себя частью их мира. Ей было сорок лет она была достаточно обеспечена и наделена материнским чутьем.

Она думала, что именно наивность Финна О'Киффи тронула ее душу, хотя даже в этом костюме он был очень красивым ирландским юношей. В нем было что-то такое, какая-то сдерживаемая, но настоятельная потребность – не конкретно, скажем, в хорошей еде, а в самой жизни, как молотком ударившая в ее сердце.

– У меня чутье на талант, – часто говаривала она, проницательно вглядываясь в сидевших за ее столом квартирантов. – Разве не я предсказала успех своему квартиранту Нэду Шеридану и оказалась права? Разве он теперь, в этот самый момент, не на вершине актерской славы? И верьте мне, это лишь начало. Тому молодому человеку суждено подняться еще выше. А когда он вернется, то снова остановится у миссис Мэлони. И нигде ему не будет лучше, чем здесь.

В такие минуты квартиранты устремляли на нее свои взоры в надежде, что ее проницательный взгляд выведет их на дорогу к успеху, как это случилось с Нэдом; но из всех присутствующих только Финн вызывал в ней такое же чувство. Не Мария Вентури, молодая актриса третьего плана, уже три недели не платившая за комнату, и которая будет выставлена за дверь, если не расплатится в следующую пятницу; и не сестры Марканд, кокетливые француженки, игравшие в ревю, где они вскидывали свои ноги, демонстрируя публике больше, чем приличествовало бы, – но эти-то хоть платили вовремя; и не все другие, эти якобы драматурги, артисты эстрады и актеры, постоянно жившие на грани успеха, осаждавшие офисы антрепренеров днем и бродвейские бары по вечерам и постоянно надеявшиеся на удачу.

– Мистер О'Киффи не такой, как все, – говорила она своим постояльцам, представляя им пришедшего к столу ровно в шесть тридцать юношу. – Мистер О'Киффи будет заниматься финансовым бизнесом.

Услышав магическое слово «финансы», все с интересом посмотрели на юношу, которому она отвела почетное место за столом по правую руку от себя, на достаточно большом расстоянии от француженок, автоматически начинавших кокетничать с любым мужчиной независимо от того, насколько он стар или непривлекателен.

– Но разве не кокетничают буквально все? – невинно спросила Коринна Марканд, когда Эйлин предупредила ее о необходимости сдерживать себя.

Коринна, хорошенькая блондинка, страстно смотрела на Финна, и Эйлин бдительным оком следила за нею, пока худенькая девочка-служанка ставила перед каждым из квартирантов наполненную до краев чашку с бульоном.

– А что именно это значит – «финансовый бизнес»? – спросила Коринна, посылая через весь стол очаровательную улыбку Финну. – Это звучит так по-мужски…

– Это работа с ценными бумагами и акциями, – пояснил Финн, возвращая ей улыбку. – Мне предстоит работать на фирму «Джеймс энд компании», это брокерская фирма.

Об этой фирме слышали все и все уважительно посмотрели на Финна, представляя себе, как много он, должно быть, будет получать.

– И что же вы будете там делать, мистер О'Киффи? – спросила Эйлин.

– Мне предстоит научиться этому бизнесу, мэм. Меня будет учить сам господин Джеймс.

Это произвело впечатление даже на Эйлин, и Финн решил, что лучше не говорить о том, что он всего лишь выскочка из конюхов и кучеров и что благодаря своему доброму сердцу господин Джеймс дает ему возможность усовершенствоваться. И он не обманет его доверия, твердо сказал себе Финн. Это был его шанс, и он знал из собственного опыта, что удача не приходит дважды.

После ужина Финн поднялся в свою комнату. Раздевшись и тщательно развесив одежду на медных крючках, он потушил газовую лампу. Чувствуя под головой мягкую подушку, набитую утиным пером, и всей кожей воспринимая свежесть чистых полотняных простыней, он погрузился в сон с такой легкостью, будто вознесся на небеса. Он не видел во сне ни Нью-Йорка, ни Эйлин Мэлони, ни Коринны Марканд, ни даже господина Джеймса и брокерской конторы, где завтра должна была начаться его новая жизнь. Он видел во сне Лилли – как всегда, как почти каждую ночь.