Книга Украинский гамбит. Война 2015 - Михаил Белозеров

— Ну да… — в конце концов растроганно согласился Билл Реброфф. — Я объяснил полковнику, что вы не представляете опасности для США, а он свое: записи бундесвера, то да се… Так что не обессудьте. Вы же снимали танки?

— Снимали… — вздохнул Костя.

— Ну вот видишь… — развел руками Билл Реброфф, полагая, что уже ничего невозможно изменить.

— Ну и что теперь будет? — спросил Игорь. — Повезете в Штаты?

— Это на усмотрение командования, — признался Билл Реброфф. — Может, вас в Европе немцы будут судить.

— И все-таки я не понял, — сказал Костя. — Зачем из-за этого такой сыр-бор?

Лейтенант поморщился, но промолчал.

— Зачем вы потеряли столько людей из-за каких-то журналистов? — повторил вопрос Костя. — Нелогично.

— Ладно, — махнул Билл Реброфф, — все равно узнаете. Всему причина ваши соотечественники…

— Бандеровцы что ли? — перебил его Игорь.

— Ну да, — нехотя согласился Билл. — «Оранжевые». В общем, это было главным условием операции «ковер демократии». Вы им нужны. На вас сделана ставка, не только конкретно на вас, но и на всех тележурналистов, которые попадут в плен. Но вы предпочтительнее…

— Чего?.. — удивилась даже Завета.

— Вы что, передадите нас националистам? — спросил Костя.

Почему-то он был уверен в таком исходе, ведь ясно же было, что из-за снимков этих чертовых танков осудить не могут, а других причин не было. Поэтому насчет шпионажа — это явно надуманный предлог.

— Ну да, — кисло согласился Билл Реброфф. — Была б моя воля… Но главное не это. Вы снимали на пленку наших союзников. Три часа назад они все погибли. Целая дивизия. Вы понимаете? Пять тысяч человек и куча техники.

— Понимаем… — упавшим голосом ответил Костя. — Но при чем здесь националисты?

— Вы их основной козырь в операции «ковер демократии».

— Лучше бы назвали дорожкой, — мрачно пошутила Завета.

— Чего? — в свою очередь не понял Билл Реброфф.

— То есть вы готовите провокацию? — наконец-то догадался Костя.

— Не провокацию, а операцию «ковер демократии». Нам нужно оправдать свое присутствие здесь и дальнейшее развертывание Третьего экспедиционного корпуса. А «ковер демократии»…

— Название дурацкое, — перебил его Сашка.

— Не в названии дело, — заметил Билл Реброфф, — а в сути. Русские убивают украинцев. Геноцид? Геноцид! Поэтому идея состоит в том, чтобы русское Центральное телевидение само показало факт этого самого геноцида, и тогда весь мир скажет, что русские в очередной раз плохие, это развяжет нам руки, а России будет труднее отстаивать свои позиции и она не ввяжется в войну на стороне Украины.

— Но ведь это же подло?! Ведь здесь идет гражданская война! Здесь убивают всех подряд! — воскликнула пораженная Завета. — А те же самые бандеровцы устраивают провокации.

— А кого это волнует? — удивился Билл ее наивности. — Кого? Вашингтон? Не волнует! Уолл-стрит? Тоже. Париж? Париж будет делать то, что мы ему скажем. Остаются Германия и Италия. Германия всегда была вашим врагом. Мы пообещаем ей половину пахотных земель Украины. Куда она денется, эта Германия. Италия — проститутка, куда Европа, туда и она. Я уж не говорю о средиземноморских странах. Они слишком бедны, чтобы иметь собственное мнение.

— Тогда — никого, — согласилась Завета с его цинизмом.

— Поэтому, извините, такой расклад. Людей мы много потеряли, пятьдесят три человека, и все из-за вас и этой самой операции. Ладно, пойдем выпьем. Я заказал обед. Три дня в условиях войны — это очень много. Как говорится, много воды утечет.

Костя подумал, что на этот раз ради них лейтенант не будет рисковать своей карьерой.

— Да, — согласился он, оглядываясь на Завету, которая удрученно шла следом.

— Виски я выпью, — оживился Божко, — а то в желудке все слиплось.

— Может, последний раз в жизни… — насмешливо произнес Сашка Тулупов, но почему-то, как обычно, не хихикнул.

Ему никто не поверил. Как-то не вязалась обыденность происходящего с этой самой операцией «ковер демократии». Всем она казалась далекой, нереальной, происходящей где угодно, но только не здесь.

— Ладно-ладно, — пожалел их лейтенант, расплываясь в улыбке, — как это… не накаркай. — Не все так плохо, как кажется. Полковник склонен видеть в вас все-таки журналистов, а не шпионов. Может, вас через сутки увезут в Германию. Кто знает?

— Ну да, — согласился Костя. — Может, обойдется. Получается, что нам выгодней назваться шпионами?!

— Конечно, выгоднее, — согласился лейтенант. — Вашу камеру передадут в бригаду. Там решается ваша судьба. Формально у нас есть повод задержать вас на трое суток. И только через трое суток за вами приедут бандеровцы.

— А почему не сразу? — с некоторым облегчением спросил Костя.

— Потому что мы должны показать, кто здесь хозяин и кто решает все вопросы, — довольным тоном ответил Билл Реброфф.

— Позвольте-позвольте! — воскликнул Сашка. — Но вы нас захватили на другом берегу, заметьте, на территории, вам не принадлежащей, на территории суверенного государства. Кстати, ООН не санкционировало ваше нахождение здесь. И все это беззаконие вы называете демократией?!

Пожалуй, Сашка выдал самую длинную и умную тираду в своей жизни. Видно, накипело.

— Если бы все было в моей власти! — в тон ему воскликнул Билл Реброфф и с надеждой посмотрел на Костю, чтобы он объяснил своим, что к чему, и чтобы они не задавали глупых вопросов, а свыклись с лицемерной реальностью.

— Да-да… — согласился Костя, — все нормально, мы поняли твою позицию. Ты человек подневольный, с тебя взятки гладки.

У самого же на душе кошки заскребли. Больше всего он боялся не за себя, а за Завету и Сашку. Игорь? Тот готов ко всяким неожиданностям и сумеет за себя постоять, а эти двое самое слабое звено. Их можно шантажировать и принуждать. Но, дай Бог, до этого не дойдет, думал Костя. Не допущу я этого.

В палатке, куда их привел лейтенант, уже стояли подносы с едой: жареная курица, вареное мясо, салаты и много соков — каждому по две бутылки. А еще пиво и… черный хлеб. Неужели специально для нас готовились? — удивился Костя. Знают, что русские любят черный хлеб.

Игорь Божко тут же, не испросив разрешения, откупорил банку пива и одним махом влил в себя ее содержимое. На его лице появилось просветленное выражение.

Ну вот, подумал Костя, низкое соседствует с высоким. С него бы сейчас иконы писать, а он всего лишь заправился под завязку.

Лейтенант сел в центре стола и, достав из вещмешка бутылку виски «Джек Дэниэлс», вопросительно уставился на Костю.

— А полковник? — иронически спроси Костя.

— Полковник тоже на войне, — не дрогнув ни одной мышцей на лице, сообщил Билл Реброфф.