Книга Паруса над волнами - Николай Андреевич Внуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг баковый вахтенный закричал не своим голосом:
— Берег под носом!..
Все на палубе полетело от страшного удара. Нос парохода поднялся и вылез из воды на камни. Впереди смутно чернела стена гористого берега.
Обмерили воду.
Под носом оказалось всего четыре фунта. Под кормой — двадцать пять. В трюмах воды не обнаружили. Значит, пробоины не было.
Дали полный назад, но «Астрахань» даже не дрогнула.
Положение было критическим. Задуй ветер с моря, начнись прибой, буруны — и ни одна живая душа не спаслась бы у этих скал. Волны разнесли бы корпус судна за какой-нибудь час…
К счастью, ветер не задул, а часам к девяти утра туман разошелся — и все увидели высокую черную гору, у подножия которой сидел пароход. На вершине белела башня, окрашенная красными поперечными полосами. От башни в глубь берега тянулись провода и шли телеграфные столбы. Это была телеграфная станция!
Тотчас послали шлюпку с одним из помощников, который вез телеграмму в Константинополь.
Капитан описал в телеграмме положение судна, просил посла доложить о происшедшем султанскому двору и выражал надежду, что на помощь «Астрахани» будет прислано турецкое военное судно.
Однако расчет капитана не оправдался. Султан ответил кратко и просто: «Старайтесь спасти лошадей».
Барометр падал. Ждать следующего дня было рискованно.
Прослышав о русском пароходе, выскочившем на камни у входа в пролив, у места происшествия появились три греческих частных буксира.
Началась буквально базарная торговля, сопровождаемая руганью на всех европейских языках.
Наконец за одиннадцать тысяч рублей «Астрахань» была стянута с мели…
Пришли в Константинополь.
Капитан отпустил свободную вахту на берег.
Был среди этой вахты и молодой практикант Дима Лухманов.
«На берегу мы проделали все, что полагалось проделать матросам старого русского флота в Константинополе, — вспоминал он. — Были на базаре и накупили всякой ненужной дряни, вроде коробочек, оклеенных раковинами, рамочек из кипарисового дерева и пестрых шелковых носовых платков. Впрочем, купили еще по фунту турецкого табаку и по коробке рахат-лукума. Посетили Святую Софию, напились отвратительной сладкой греческой мастики и вонючей ракии.
Подрались с английскими матросами и часов в одиннадцать вечера вернулись на судно. На другой день наша вахта осталась работать на судне, а другая съехала на берег и проделала то же самое..»
Через неделю «Астрахань» вернулась в Таганрог. Здесь, за драку с одним из матросов команды, Диму списали на берег.
Остаться без места матросу в старой России во время навигации было делом не из приятных. А морская практика для дальнейшей учебы в мореходных классах была ох как нужна!
С утра до ночи ходил молодой матрос по пристаням или околачивался у эллинга Российского Общества Пароходства и Торговли. Но везде получал ответ: «Не требуется».
Наконец удалось поступить на пароход «Вера» крымско-кавказской линии. Восемнадцать рублей в месяц. Продукты свои. Службы на две вахты. Заходы в порты через каждые несколько часов. Бесконечная трюмная работа по погрузке и выгрузке товаров — таковы были условия. И это летом, когда Черное море тихо, как озеро. А зима? Снежные шквалы у Одессы, ледяная новороссийская бора, страшные штормы Кавказского побережья… Недаром эта линия считалась невероятно тяжелой и матросы неохотно шли на нее.
Но практика есть практика. Рано или поздно пришлось бы поработать и на таких линиях. И начались бесконечные короткие переходы с длинными остановками, наполненными лязгом лебедок, пылью, жарой, дымом, криками грузчиков и работой, потной, тяжелой до изнеможения. Рейсы тянулись однообразные, отупляющие: Батум — Кобулети — Поти — Сухум — Керчь — Севастополь — Одесса. Потом все повторялось в обратном порядке…
На втором круге, в Керчи, во время выгрузки взорвалась лебедка. Осколками парового цилиндра Дима был ранен в колено. Пришлось до поправки ноги сидеть на берегу.
При расчете он получил всего пять рублей. Нужно было как-то выкручиваться. Случай помог пристроиться судомойкой в трактир. Дима мыл посуду, чистил ножи и вилки, ощипывал кур, ставил самовары и за это получал от хозяина обед, чай и право спать на одной из кухонных лавок.
Когда нога пришла в норму, молодой практикант на один рейс поступил на двухмачтовую шхуну «Святой Николай», перевозившую соль из Керчи в Ростов, а потом, чтобы возвратиться к началу занятий в Керчь, пристроился «пассажиром из работы» на пароход «Императрица Мария». Здесь снова не повезло. Ночью «Императрица» села на мель, повредив обшивку корпуса. Авральная, бешеная работа, подводка и закрепление пластыря на трещине продолжались всю ночь. Люди трудились по пояс в студеной воде. Утром пароход снялся с мели и направился дальше. Первую в жизни практику молодого моряка можно было считать законченной. Нелегко она обошлась Диме. Вместо мореходных классов он без памяти, в тяжелом бреду попал в керченскую больницу, где пролежал два месяца. Было ему в то время всего семнадцать лет…
А море манило, несмотря на все трудности жизни, которые он узнал.
Окончена мореходка. Но по царским законам диплом хотя бы на первое судоводительское звание выдавался только совершеннолетним, то есть достигшим двадцати одного года. Следовательно, юноше предстояло минимум еще четыре года плавать простым матросом.
Он во что бы то ни стало хотел поплавать на иностранных судах, особенно парусных, повидать мир, выучиться как следует английскому языку.
И вот в конце марта 1884 года Дима очутился на борту только что построенного в Сандерленде и делавшего первый рейс греческого парохода «Николаос Вальяно». «Николаос» отправлялся с грузом русской пшеницы с таганрогского рейда в Германию, в Бремерхафен.
Он отправился в дальнее заграничное плавание учеником без всякого содержания. Одежда — поношенный костюм, кепка, две смены белья и старые ботинки. В маленьком чемоданчике — учебники. Денег — ровно один серебряный рубль.
Он думал: «Ничего, буду работать вместе с матросами, покажу свое рвение, и, когда придем в Германию, капитан, наверное, даст мне что-нибудь за работу. А не даст — уйду с судна и поступлю матросом на какой-нибудь парусник, на английский или американский, который пойдет куда-нибудь в Южную Америку или на острова Тихого океана… Не пропаду, не умру с голоду: голова есть, руки тоже…»
…«Николаос Вальяно» быстро шел на юг.
Вот и Босфор. Знакомые очертания мечетей Константинополя. Потом Мессинский пролив. Картахена. Гибралтар. Шторм в Бискайском заливе. Мыс Финистерре. Дождливый и туманный Ла-Манш. Через два дня после выхода из Английского канала пришли в Бремер-хафен.
Здесь произошло то, на что так надеялся Дима: капитан вызвал его к себе и назначил ему половинное матросское жалованье — один фунт и пять шиллингов в
