Книга Арсенал ножей - Гарет Л. Пауэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что тебе надо?
– Капитан? – Это был Нод. – Могу я с тобой говорить?
– Ты уже говоришь.
– Я подразумеваю – лично.
Я вздохнула. В свитом из одеял гнездышке было тепло. Высунув одну руку, я расстегнула молнию входа. Откинув клапан, увидела ожидавшее меня лицо-цветок.
– Ну, что там? Проблемы с кораблем?
– Много проблем с кораблем.
Я нехотя приподнялась, села:
– Неотложные проблемы?
– Не здесь говорить о «Беспокойной Собаке». Здесь говорить про капитана.
– Обо мне?
Угольно-черные глазки Нода заморгали.
– Капитан поломалась.
Я не знала, смеяться или плакать.
– Я не поломалась, – сказала я, хотя глаза у меня щипало от слез.
Нод с сомнением качнул головой:
– Не работает как следует, значит поломалась. Верь мне, я механик.
– Ох, Нод, – тряхнула я головой, – у меня горе. Горе не исправишь.
– Все можно исправить, даже людей.
– Мы не так устроены.
– Смотри.
Он поднял еще одно лицо. Пальцы-лепестки удерживали какого-то из его детей – миниатюрную копию родителя вплоть до радужной маслянистой чешуи.
– Это Салли, – сказал Нод. – Названа по тебе.
На меня уставились три маленьких личика.
– По мне?
Я протянула палец, и малышка-драфф обхватила его кончик своими лепестками.
– На Мировом Древе детей называют по великим членам семьи. По большим героям прошлого. По великим вождям настоящего.
– И потому ты назвал ее Салли?
– «Беспокойная Собака» теперь мой мир. Тогда ты – мой вождь.
– Плохой из меня сейчас вождь.
– Ты великий вождь. Все мы умерли бы много раз, если бы не ты.
Глаза опять защипало.
– Некоторые и умерли, – напомнила я. – Джордж, Альва.
– Не умерли. – Лепестки вокруг лица широко раскрылись. – В моей культуре, когда любимые умирают, они возвращаются к Мировому Древу, чтобы возродиться. Никто не уходит совсем.
Я проглотила слезы – нельзя было проливать их при команде.
– Приятная мысль, – сказала я. – Только ты не видел, как она умирала. Как умирали они оба. Их растерзали…
– Альва Клэй умерла, защищая корабль и команду. Джордж Уокер умер, делая свою работу.
Малютка-драфф спрыгнула с ладони Нода прямо на мое одеяло. Осторожно перебралась мне на колени и прикорнула там. Я почесала ей за лепестками, и она задрожала от удовольствия.
– Все равно они погибли в мою вахту.
– И что?
– То, что я в ответе.
Нод поднял еще одно лицо и сказал им:
– Корабль сломан – я чиню. Команда сломана – ты чинишь.
– Я не могу их починить, их нет.
– Но есть другие.
– Шульц с компанией?
– Трудные времена. Разумно копить ресурсы.
– Пожалуй что, так.
В спасенных нами людях я видела просто пострадавших, которых надо доставить в безопасное место. Теперь, правда, больше нет безопасных мест. Во всяком случае, не для таких кораблей, как наш. Нам бы не помешало несколько опытных человек в экипаже.
Я отвлеклась и забыла почесывать драффика, лежавшего у меня на коленях. Малышка ткнулась головенкой мне в ладонь.
– Черт бы тебя побрал, – ругнулась я. – Из-за тебя я снова начала рассуждать по-капитански.
– Я верю.
– В меня?
– Корабль тоже верит.
Нод подобрался ближе и легонько коснулся одним лицом моего плеча. Человеческий жест утешения – он где-то его подсмотрел.
– Альва верила, – серьезно продолжал он. – Она погибла, защищая корабль и команду. Она бы не хотела, чтобы ты так ее оплакивала.
Я нахмурилась:
– Да, она бы не хотела…
– Что бы она сказала?
Мои стиснутые губы разошлись в горьком смешке.
– Она бы велела мне оторвать задницу от матраса и вспомнить, что я капитан. Сказала бы, что теперь моя очередь поработать.
– Это правильно?
Внутри у меня было пусто, словно кто-то выскреб все тупым ножом и обшил получившуюся дыру кожей. А теперь в пустоте что-то затеплилось: слабая и зыбкая, как огонек свечи, решимость разгоралась с каждым вдохом. Подпитанная моей болью и злостью, она скоро загорится пламенем тысячи солнц. И горе стальным омарам и мраморным кораблям, не успевшим разбежаться от ее огня.
– Да, – сказала я, стиснув кулаки. – Да, это правильно.
Нод, не мигая, уставился на меня:
– Тогда, пожалуйста, следуй ее совету. Ради всего корабля. – Он протянул лепестки к свернувшейся на моих коленях малышке. – И ради детей.
Джонни Шульц
В шесть ноль-ноль по корабельному времени капитан Констанц собрала нас в главном конференц-зале «Злой Собаки». Здесь хватило бы мест для сотни десантников, а мы впятером заняли только первый ряд, так что в зале стояла гулкая пустота, как в классе на каникулах или в ночном клубе наутро после вечеринки.
Я сидел с краю, вытянув скрещенные в лодыжках ноги. Рядом со мной болтала стопами Люси. Следующая за ней Эддисон выпрямилась в ожидании доклада о положении дел. Престон на другом конце ряда держал в руках портативный экран и листал на нем учебник по медицине, а Нод свернулся у его ног на манер табуреточки, выставив из-под чешуйчатого тела одно-единственное лицо.
Престон опустил экран, когда в зал вошла капитан Констанц. Она, похоже, спала не раздеваясь. Но лицо у нее было чистое, свежее. Дрянная старая бейсболка придерживала влажные волосы.
Капитан уверенно выставила вперед подбородок и заговорила, заняв место перед залом:
– Спасибо, что собрались. – Ее руки сжали края кафедры. – Корабль, ты здесь?
– Разумеется.
На главном экране появилась аватара «Злой Собаки» – бледное, почти бесполое существо. Невесть почему она решила явиться нам в стильном белом фраке. Верхнюю пуговицу крахмальной рубашки оставила расстегнутой, и красный галстук свободно висел на шее. Словно она вернулась домой с торжественного банкета.
– Хорошо. – Капитан Констанц подтянулась, ее мятая рабочая одежда резко контрастировала с изящным нарядом корабля. – Я считаю, что все должны быть в курсе дела.
Она подвесила над кафедрой трехмерную проекцию окружающего пространства. На нем обозначилась наша позиция внутри «Неуемного зуда» и позиции двух уцелевших белых кораблей.