Книга Хозяйки тумана - Игорь Вереснев

Шип! Алина вздохнула. Не нужно забывать об этой гадкой занозе, которую она выковыряла из головы. Возможно, хоки давно знают об её исчезновении и сейчас летят вдогонку. Возможно, уже кружат над ней. Она задрала голову, но вверху был лишь туман. Всё равно ускорила шаг. Побежала бы, если б могла. Но корявые сучья чернолистов то и дело норовили царапнуть щеку, руку, бедро. Полусгнившие коряги больно впивались в ступни, заставляя поглядывать под ноги, выбирать место для каждого шага. Алина шла и шла, а стена злобника тянулась и тянулась. Потом почва под ногами сделалась сырой, отчётливо запахло влагой. Неужели стена упирается в озеро, и её не обойти? Подумаешь, озеро! Тем лучше, можно перебраться на другую сторону вплавь. Никто в посёлке не умел плавать так, как она. Боялись.

Деревья стали ниже и реже, их стволы у земли покрывал зелёный мох, под ногами захлюпала грязь. Путь перегораживало не озеро, а болото. Следовало идти на север, – подумала она с досадой. Но возвращаться поздно, да и кто сказал, что злобник не тянется сплошной стеной от болота до болота? Алина продолжила путь.

Вскоре ноги начали проваливаться в густую вонючую жижу выше щиколотки, иногда – почти по колено. Зато и кустарник поредел. Ещё немного, и вообще сойдёт на нет. Она пошла дальше, с трудом выдирая ноги из болотной грязи. Было влажно и душно, пот струями лил по лицу, щипал глаза, мешал смотреть вперёд.

Что случилось, Алина поняла не сразу. Прохладная влага коснулась обнажённой кожи, легонько обожгла. Вверху живота расплывался пенящийся зеленоватый сгусток, похожий на огромный плевок. Она видела его на себе, но не ощущала – кожа на груди и животе потеряла чувствительность. А шагах в десяти прямо перед ней из болота торчал буро-зелёный сморщенный мешок с двумя шариками-глазами на тонких усиках. Пузырь! – узнала девочка. Учебные фильмы подробно рассказывали обо всех обитателях долины, но к посёлку ни одна из этих ужасных тварей не приближалась. Решив сбежать, она и не вспомнила, какие опасности могут подстерегать её за крепкими стенами домов.

Онемение добралось до плеч, охватило бёдра. Алина попятилась, но ноги не подчинились. Беспомощно взмахнув руками, она повалилась навзничь в тёплую липкую грязь.

– Помогите! Помогите…

Первый вскрик у неё получился, но вместо второго из горла вырвался слабый писк. Довольно урча, пузырь выдернул себя из болота и медленно пополз к жертве. Ясно, что он собирается делать: проглотить заживо. Помешать этому девочка не могла.

Тварь подползла к её ступням, сжалась и внезапно вывернулась наизнанку, прилепилась скользким липким нутром к ногам. Алине стало мерзко до тошноты. Хотелось закрыть глаза, не видеть, что будет далее. Но веки тоже не слушались! Всё происходило в точности, как в учебном фильме. Только там пузырь заглатывал слепыша, а здесь глотали её.

Медленно, толчками бурый мешок принялся растягиваться, обволакивать тело. Ступни, лодыжки, голени – вот и колени исчезли в его безразмерной утробе. От кончиков пальцев на ногах потянулась приятная тёплая лёгкость. «Что, это уже конец жизни?!» – Алина не хотела верить в такое. Но зеленовато-бурая смерть продолжала упрямо поглощать её.

Резкий противный свист ударил в уши. Огромная тень рухнула сверху, вонзилась в лицо, грудь, живот. Шлейфокрыл! Очень голодный, раз решил отобрать чужую добычу. Маленькие острые когти вмиг распороли кожу, разорвали мышцы живота, добираясь до внутренностей. Десяток проворных лапок-щупальцев потянули сочащиеся кровью лохмотья в прикрытую бахромой ротовую щель.

Это было ещё противней, чем пузырь! И несравнимо больнее, если бы не онемевшее тело. Алина поняла, что целиком её не проглотят. Её разорвут пополам прежде, чем она умрёт.

Шлейфокрыл рассерженно завизжал. К запахам болота и собственной крови примешались новые: на миг – весенней свежести, затем – сожжённой шкуры. Шлейфокрыл визжал, махал гигантскими крыльями, не желая расставаться с добычей. Наконец взлетел, ринулся на кого-то. Вспыхнула беззвучная молния, тварь отскочила, попыталась снова атаковать. Повалилась на землю, судорожно хлопая крылом. Следующая вспышка заставила её затихнуть.

Но пузырь отступать не собирался. Едва соперник исчез, он вновь дёрнулся, спеша заглотить добычу. Он обтянул ноги Алины до самого паха.

Болото, чахлые чёрно-зелёные деревья, туман, обожжённая туша шлейфокрыла, – картинка, плавно покачиваясь, уплывала, становилась блеклой, почти неразличимой на фоне проступающего сквозь неё яркого лилового света. Свет притягивал, звал. С безнадёжным отчаянием Алина закричала: «Не надо! Я не хочу умирать!» Беззвучно, в собственных мыслях закричала.

Этот спор сидел в голове Найгиль как заноза, возвращался снова и снова. Последний их с Моджаль спор:

«Найгиль, я устала от постоянного движенья по кругу. Я теряю способность ощущать. Я знаю наперёд всё, что могу услышать, увидеть, почувствовать. Я хочу остановиться. Мне нужно остановиться!»

«Но это же бегство от бессмертия! Бегство от того, о чём мы мечтали».

«Это ведь только на время. Я вернусь, обещаю! Передохну и вернусь. Вечность – это слишком долго для человека».

Она поднялась на самую вершину холма, на плоскую каменистую площадку. Внизу под обрывом тихо журчал ручей, невидимый сейчас за плотным покрывалом тумана. И лес, тянущийся во все стороны сколько хватало глаз, утопал в молочном море. Холм казался маленьким островком, затерянным в призрачном океане. Белёсая пелена тумана внизу и белёсая пелена туч над головой. Лишь на востоке у самого горизонта пробивалась небесная синь и далёкие горные вершины поблёскивали шапками первого снега.

Сегодня ровно пятьсот восемьдесят пять лет с того дня, как они с Моджаль получили бессмертие. До сих пор сохранилась память об удивительной, сказочной лёгкости того дня. Пятьсот восемьдесят пять лет. Не круглая дата. Они и полутысячелетний юбилей пропустили. Вечность – это слишком долго для человека.

Переход прошёл не так, как Найгиль себе представляла, но первые пол столетия думать об этом было некогда. Уничтоженный город, разрушенный посёлок и полторы тысячи детей, вмиг осиротевших, оставшихся на их попечении. Требовалось срочно, не мешкая создавать новый мир, разрабатывать правила жизни в нём.

Потом стало легче. Быт детей наладился, бессмертные сделались для них воспитателями, учителями, наставниками. Менторами. Верно ли они поступили, строя такие отношения? Тогда Найгиль верила, что да. Заставила себя верить в это, потому что ничего другого не оставалось.

Следующее два столетия были эпохой эйфории. Кажется, сбывалось то, о чём они мечтали, и новый мир получился именно таким, как хотелось, – миром любви и счастья. Бессмертные наслаждались властью над собственным телом и окружающим миром, каждый день приносил новые открытие, каждое «завтра» было желанным и счастливым. Не требовалось тратить время на зубрёжку – любые знания приобретались легко и быстро копированием друг у друга или в нейросети института. Как много они успели за эти двести лет! Они изучали долину, ставшую их домом, вели исследования в психологии и биологии, химии и физике, искали ответы на вопросы философии и педагогики, писали музыку для астрала и слагали менто-поэмы. За двести лет они увеличили информ-хранилище озёрного института втрое. Они стояли на пороге золотого века… тогда Найгиль верила в это. Новый мир был так похож на тот, о котором она мечтала, что заставлять себя верить почти не требовалось.