Книга Город Солнца. Сердце мглы - Евгений Рудашевский

– Иногда загадки уводили очень далеко, – с грустью промолвил Покачалов.

Голос Никиты сделался непривычно мягким. Ане представилось, что он в молодости был мечтательным. Наверное, не отставал от Шустова в погоне за великими тайнами. По словам Покачалова, пятеро основателей «Изиды» учились вместе в Строгановке, и старшим среди них был Гуревич, он и придумал собираться после занятий.

– У нас было что-то вроде клуба. Мы до посинения сидели в Ленинке, в общежитии, иногда просто собирались на Чистых прудах. Обсуждали всякую эзотерику.

– Эзотерику? – удивился Максим.

– Ну, в начале девяностых это было популярно. К нам впервые пробились разные тексты, книжки. Мы читали всё подряд на всех языках, в переводах. Сами переводили, распространяли распечатки. Чуши, конечно, было предостаточно, но попадались и дельные вещицы. Серж и Сальников увлекались Кастанедой, Доннер, Рерихами, Блаватской с её «Разоблачённой Изидой» – знаешь, истории о подземных тоннелях, которые вели напрямую из Куско в Лиму, а потом в Боливию. Блаватская писала, что некий «старый перуанец» передал ей карту тоннелей, а в них помимо прочего спрятана богатейшая гробница царей и ещё десяток сокровищниц поменьше, где лежат золото и драгоценные камни, накопленные многими поколениями индейцев. Главный вход в таинственное подземелье скрыт где-то в Андах, и…

– …отец предлагал найти карту Блаватской? – предположил Максим.

Покачалов рассмеялся. Выяснилось, что Сергей Владимирович провёл своё расследование, но значимых упоминаний о карте «старого перуанца» не обнаружил, как не обнаружил и записей о том, что сама Блаватская пыталась ею воспользоваться. По меньшей мере, за поддержкой к перуанскому и боливийскому правительствам она не обращалась. Оправдывала своё бездействие тем, что вскрыть запечатанные тоннели и очистить их воздух сложно. Кроме того, написала о страхе перед разбойниками и контрабандистами, которыми попутно обозвала чуть ли не всё население Перу.

– Так что нет, подземные тоннели, как и многое в «Разоблачённой Изиде», Серж признал выдумкой.

– «Разоблачённая Изида»… – прошептал Максим. – Вот почему отец так назвал фирму.

– Не совсем. – Покачалов откинулся в гамаке и говорил закрыв глаза. – Мать египетских царей, владевшая тайнами вселенной, вмещавшая в себя беспредельное сияние мироздания. Да, красивый образ. «Коль жизнь моя нужна – бери её, Изида, но допусти узреть божественный твой лик». Не представляешь, сколько раз я перечитывал эти строки. Открывал коробку «Скоробогатов. 2006–2010», доставал злосчастный листок с Лохвицкой. В этом был весь Серж. Вокруг рушится мир, гибнут люди, а он тянет руки, чтобы поднять таинственный покров карающей богини. Но нет, дело не в Блаватской или не только в ней.

Разговор ненадолго прервался, когда из палатки Скоробогатова вышла Лиза – прошлась через бивак к обрыву и спустилась к реке, чтобы ополоснуть грязные миски. Аня проследила за ней взглядом. Порадовалась, что отсюда не видно ни изъеденного животными Катипа с металлическими ящиками, ни прятавшихся в лесу туземцев. Все привыкли к их надзору. Страха не осталось. Невозможно бояться постоянно. Аня даже кивком головы здоровалась с тенями, если утром, умываясь у реки, видела кого-нибудь из них, потом смеялась над собой.

К середине января дожди шли реже. Дни порой случались знойными, отчего воздух наполнялся испарениями, а москиты штурмовали бивак с удвоенной одержимостью. Порой хотелось, чтобы ненадолго вернулись привычные ливни. На ночь все укрывались кусками марли и тряпьём, подбрасывали в костровище дымокурные листья, обмахивались самодельными веерами из коры, но укрыться от москитов не могли. Приходилось мазать руки глиной. Застыв, она стягивала кожу мягкой корочкой, быстро покрывавшейся чёрным налётом из армады копошащихся кровососов.

Когда Лиза, поднявшись от реки, подсела к затухавшему костру, Покачалов произнёс:

– «В той вечной жизни, которая суждена богу, блаженство состоит в том, что его знание ничего не упускает из происходящего, а если бы отнято было познание и постижение сущего, то бессмертие было бы не жизнью, но временем».

– Откуда это? – спросил Максим.

– Из Плутарха. Твоему отцу нравились его слова.

– И при чём тут Изида?

– Что? А… Это из «Исиды и Осириса». Почитай, занимательная вещица. «Божество блаженно не золотом и серебром и сильно не громами и молниями, но способностью постигать и знанием». Оттуда же. Эти слова Шустов сделал чем-то вроде нашего девиза. Они стоят на бланках «Изиды». Шустов любил такие штучки. Но «Изида» появилась не сразу. После учёбы мы все ненадолго разошлись. Каждый занимался чем-то своим. Я преподавал, Давлетшин уехал в Тибет, Гуревич… уже не помню, с типографией какой-то возился. Сальников вообще торговал картинами. Ну а Шустов устроился в антикварную лавку. Сидел там года три, наверное, помогал реставраторам, проводил оценку всяких безделушек. Потом они с Сальниковым поехали в Индию. Тогда-то для Сержа и началась эпопея с Городом Солнца.

– В девяносто восьмом? – уточнил Максим. – Они же тогда поехали с мамой!

– Да. И в Ауровиле Шустов оказался не случайно. Раскопал в архивах легенду о подземном индуистском храме. Затем раскопал и сам храм.

– Мы там были, – не сдержавшись, вставил Дима.

– Молодцы, что тут скажешь. В общем, они с Сальниковым поживились в храме, а среди прочего нашли упоминание о некоем «городе абсолютной творческой свободы», построенном в лесах Южной Америки.

– «Свобода творчества за пределами самых смелых фантазий», – вставил Дима.

– Шустов Городом Солнца заинтересовался и начал свои поиски как раз с Индии. Не совсем понятно, как в подземный храм попали документы, которые он нашёл. Серж никогда не говорил нам всего. Поэтому, кстати, ругался с Гуревичем. Но, я думаю, меценатов-основателей возрождённого Эдема могло быть больше. Да, Затрапезный и дель Кампо – главные, однако они пытались привлечь и других, возможно, успешно. Почему не предположить, что к ним присоединился какой-нибудь выходец из Британской Индии. Или индийский архитектор, родом с юга Индии. Вариантов много, чего гадать…

– Это объясняет Ямараджу, – заключил Максим. – С учётом смешанных яиц…

– Яиц? – не поняла Аня.

Максим рассказал ей о золотом, серебряном и медном яйцах, разбитых в одну миску, что означало сословное, религиозное и прочее равенство.

– В Городе Солнца всё принимали с одинаковым почтением, – продолжил Максим. – И христианство, и ислам, и индейские верования. Почему бы не принять что-то индуистское, если есть хотя бы один представитель Индии?

– Да уж, – согласился Покачалов. Он по-прежнему не высовывался из гамака, лежал в нём, накрыв лицо грязной марлей.

– Отец поэтому написал на обороте фотографии: «Ауровиль. Mysterium tremendum»?

– Ты о чём?

– Они с мамой и Сальниковым сфотографировались под баньяном в Ауровиле.