Книга Идеальная мишень - Чингиз Абдуллаев

— Вы мистер Чиряев?

Если немец говорит на таком хорошем русском, значит, оннаходится здесь не случайно — это Чиряев понял сразу.

— Да, — кивнул он, — а в чем, собственно, дело?

— Извините, мистер Чиряев, но у нас есть запрос на вашпаспорт.

— Какой запрос?

— Мы должны вас задержать. Прошу вас следовать за мной.

— Кто это «мы»? — разозлился Чиряев. — Покажите своидокументы. Я получил визу в немецком посольстве в Москве. У меня что, неправильно оформлена виза или не такой паспорт?

— Нет, мистер Чиряев. Паспорт и виза не вызывают сомнений.Но у нас есть запрос, — упрямо повторил этот русскоговорящий немец, — прошу васследовать за нами.

— Позовите моего помощника, — ощетинился Чиряев, — он толькочто вышел отсюда. Наверное, ожидает багаж. Без него я никуда не пойду.

— Как его фамилия?

— Матвей Очеретин. Он только что прошел через границу.Очеретин прилетел вместе со мной. Сообщите ему, где я.

— Мы выполним вашу просьбу, — согласился немец, — прошу васследовать за нами.

«Если бы они хотели меня убить, то не стали бы уговариватьпройти вместе с ними, — подумал Чиряев, — кроме того, это наверняка немецкаяполиция. Что же произошло? Про какой „запрос“ они твердят?»

Но Чиряев не видел, с каким напряженным вниманием наблюдаетза ним пассажир, вышедший из третьего салона самолета. Не становясь в очередь,он рылся в своей сумке, явно ожидая кого-то или чего-то. Чиряев раздраженнопожал плечами, понял, что поднимать здесь скандал бессмысленно, нужно спокойновыяснить, чего от него хотят.

Он повернулся и пошел следом за тем, кто отобрал у негопаспорт. В большой светлой комнате, куда они вошли, находилось еще несколькочеловек — коротко стриженных мужчин и неуловимо похожих друг на друга.Полицейские — он не ошибся. Человек, который привел его сюда и в руках укоторого все еще был его паспорт, сказал громко и даже торжественно, словно насцене:

— Мистер Чиряев, вы арестованы. Согласно запросу Интерпола икриминальной полиции Австрии вы арестованы. С этой минуты вы можете не отвечатьна наши вопросы, пригласить своего адвоката и требовать встречи спредставителями вашего посольства.

Проклятье! Сбежать из Москвы, чтобы нарваться на немецкуюполицию. Хотя это не самое страшное, что могло случиться в Берлине. Гораздохуже, если бы его встретили здесь пулей в висок. Но кто его подставил? Чиряевлихорадочно размышлял, не находя ответа.

— У вас есть пожелания? — спросил полицейский.

— Да. Я хочу позвонить моему адвокату. И найти Очеретина.Мне нужно с ним переговорить. Он поможет разыскать мои личные вещи. Могу ли явзять с собой в вашу тюрьму свои личные вещи? — с ухмылкой спросил он.

— Безусловно, — сдержанно улыбнулся полицейский, — нашизаконы весьма гуманны, мистер Чиряев. Думаю, вы сумеете их оценить.

В этот момент «тихий» пассажир, уже прошедший границу,достал мобильный телефон, набрал номер и скороговоркой произнес:

— Все в порядке. Его арестовали на границе.

— Никаких эксцессов? — спросили из Москвы.

— Никаких, — подтвердил тот, — у него отобрали паспорт изадержали на границе. Я видел, как его арестовали представители немецкойполиции.

— Возвращайтесь в Москву, — услышал он и отключился. Затем,оглянувшись по сторонам, посмотрел на часы; Через несколько часов будетвечерний рейс Аэрофлота из Шенефельда. Он еще успеет оформить обратный билет.

За несколько дней до начала

Москва. 28 марта

После отъезда Джил прошло несколько дней, но он ужечувствовал себя одиноким. Молодая женщина сумела расшевелить в нем, казалось,уже давно угасшие эмоции. В свои сорок Дронго старался сохранять приличнуюформу и держал свой вес в неких «цивилизованных» рамках. Гурману это неособенно легко. Но и это не доказательство душевного здоровья. Меланхолия ичувство опустошенности в последние годы все чаще посещали его — до тех пор,пока не появилась Джил.

У него и раньше бывали женщины. С некоторыми он чувствовалнастоящую близость, с другими расставался после первой встречи. Но отношения сДжил были особенными, светлыми и грустными одновременно. Светлыми потому, чтоэта молодая женщина заставляла его снова испытывать давно забытые чувства,дарила ему чувство сопричастности к ее молодой, полной света жизни. Грустнымиже оттого, что оба понимали эфемерность подобных отношений. Она была гражданкаИталии, проживавшая почти постоянно в Англии или в США, а он жил в Москве, ивсе их отношения могли строиться лишь на коротких, мимолетных встречах. К томуже его итальянский был далек от совершенства, а она не знала русского. К томуже разница в возрасте — он почти годился ей в отцы. К тому же она была изстаринного аристократического рода. К тому же… он сам все понимал. Их отношениядолжны были рано или поздно кончиться, и кончиться печально. Может, поэтому еевнезапный приезд в Москву был для него таким радостным и… таким печальным.

Оставшись один, он обложился книгами своих любимыхавторов-фантастов, у которых пытался найти ответы на мучившие его вопросы.Грустно, но эти мудрецы в конце века один за другим ушли из жизни. ПолАндерсон, Айзек Азимов, Роджер Желязны… Если Бог действительно существует, тоон не мог дать ему лучших собеседников. Из числа великих еще оставался живсамый лучший, по его мнению, писатель современности — мудрый и добрый Рэй Брэдбери,а также относительно молодой, саркастический, остроумный и веселый РобертШекли.

Он не выходил из квартиры иногда по несколько дней, самготовя себе еду. Один из телевизоров постоянно работал, передаваякруглосуточные новости Си-эн-эн. Второй он включал только для того, чтобыуслышать местные новости.

Так он и провел несколько дней в своей пустой московскойквартире, пока однажды не раздался звонок, который многое изменил в его жизни.

Когда звонил телефон, обычно включался автоответчик и он могслышать, кто оставлял ему сообщение. Хотел — брал трубку, если сообщение его неинтересовало — оставлял без внимания. Звонил Владимир Владимирович. На этотзвонок Дронго всегда откликался — старый разведчик никогда не беспокоил попустякам.

— Здравствуй, — услышал он знакомый голос, — будь добр,возьми трубку, если ты дома, а то мне трудно говорить в пустоту.

— Добрый день, — Дронго поднял трубку, — хотя скорее вечер,сейчас, кажется, уже темно.

— В Москве рано темнеет, — вздохнул Владимир Владимирович. —Часть своей жизни я провел у экватора. Там всегда поздно темнело. С тех пор япривык засыпать с наступлением сумерек.