Книга Улыбка ледяной царевны - Ксения Беленкова

В наших отношениях с тетей Ниной многое изменил один пустяковый случай. В тот день я пришла к папе на ужин, и тетя Нина специально для нас налепила домашних пельменей. И вот в тот момент, когда она уже подавала дымящееся блюдо на стол, из-за стеснения оступилась и опрокинула все пельмени на пол. Они разлетелись по ламинату, скользя и забиваясь под стулья и шкафы.

– Да что ж такое! – не сдержал порыва папа, но тут же решил подбодрить жену и зачем-то ляпнул: – Ладно, не страшно. Сейчас мы что-нибудь другое сообразим, Вика все равно ела пельмени и получше…

А тетя Нина не разозлилась и, кажется, вовсе не обиделась, лишь взглянула на мужа, как бы извиняясь за свою косолапость.

– Сейчас пакет для мусора достану. – Папа выхватил из ее рук опустевшее блюдо и потащил к мойке.

Тогда тетя Нина присела на корточки, чтобы собрать склизкие куличики теста. И тут я заметила, как с ее носа упала слеза – прямо на паркет. В тот же миг, сама не зная зачем, я опустилась рядом с ней на колени и начала ползать, выуживая пельмени из самых дальних мест. А потом почему-то спросила:

– Хотите, я научу вас наши домашние пельмени лепить? Папа их очень любил…

Тетя Нина всхлипнула и обняла меня крепко-крепко. Мы так и сидели в обнимку на полу, а она все шептала мне на ухо: «Спасибо тебе, Вик, спасибо»… И ее слезы мочили мою щеку. Я же чувствовала себя ужасно неловко, будто в тот миг предавала свою маму, но и оттолкнуть тетю Нину никак не могла. Такая она была робкая и беззащитная со своими рассыпавшимися склизкими пельменями. Тогда папа бережно усадил нас на стулья, а сам стал собирать пельмени. И мне даже показалось, будто он специально слишком низко наклонял голову, чтобы никто не заметил, как увлажнились его глаза.

В тот день папа заказал на ужин суши в соседней «Якитории». И мы дружно щелкали палочками за столом. И уже смеялись, вспоминая кулинарную неудачу тети Нины. А потом она тихо спросила папу: «Можно я скажу ей?» И папа кивнул. А тетя Нина сказала, что у них будет малыш…

Я выполнила свое обещание, и к рождению Антошки тетя Нина умела готовить домашние пельмени не хуже маминых.

И вот братишке уже стукнуло два годика. Я встала у двери и не успела нажать на звонок, как из квартиры выскочил Антошка.

– Вики! Вики! – кричал он, хватая меня за подол шубы.

Я подхватила братишку на руки и начала целовать в щеки, носик, глазки.

– Опусти его, тяжелый уже стал, – улыбалась тетя Нина.

– А мы тебя в окно увидели, – папа загнал нас домой.

В квартире пахло сладостью и детством. Этот неповторимый запах выветривается из людей годам к четырем. Но до тех пор он такой сильный, что все вокруг пропитывается им. Так пахнет одежда и полотенца в доме, так пахнут руки родителей. Кажется, даже аромат цветов на подоконниках пышет детством. И я очень люблю этот запах. А еще – я очень люблю Антошку. И пусть папа уделяет ему куда больше времени, пусть он любимый и единственный сын. Слушая его ребячий смех, я не могу ревновать. И если Тошкина пухлая ладошка шлепает меня по лбу, а пальчики щиплют за нос, я по-настоящему счастлива. Без дураков.

– Немедленно мыть руки! – скомандовал папа. – Нинок, пора уже свечи зажигать!

Когда я зашла в украшенную разноцветными гелиевыми шарами комнату, тетя Нина как раз воткнула в домашний торт вторую свечу. Затем чиркнула спичкой, и над высоким кремовым чудом зажглись два огонька. Антошка восторженно наблюдал за пламенем и даже начал надувать щеки.

– Помнишь, как мы с тобой тренировались? – склонилась к нему тетя Нина.

– Дуть! – не раздумывая, выпалил Тошка, подбираясь все ближе и ближе к свечам.

А я все смотрела на эти два огонька, пытаясь вспомнить, когда же сама в последний раз задувала свечи в день рождения?

На десятилетие мама испекла мне чудесный слоеный торт, весь пышущий ароматами, как осенний сад. И я задула тогда все свечи сама, впервые без помощи Леры! А потом папа уплетал этот торт за обе щеки и говорил, что готов проглотить даже ложку. А мама смеялась. И смех ее был искренний и чистый. Сейчас она так уже не смеется. Когда мне исполнилось одиннадцать, мама забыла купить свечи. А папа так поздно вернулся с работы, что кусок торта дожидался его уже в холодильнике. Потом мы остались втроем – женское царство. С тех пор я не праздную день рождения дома. Мы ходим с друзьями в игровые центры или кафе, но все время почему-то обходимся без свечей…

– Вик, поможешь Тошке? – папа обнял меня за плечи. – Теперь и ты стала старшей сестрой…

Я закивала. И когда Антошка, раздувая щеки и брызжа слюной, подул на свечи, я тихонько помогла ему. Незаметно сложила губы трубочкой и пустила тонкую и точную струю воздуха – мастерство никуда не ушло. Пламя закачалось, задрожало, и вот уже тонкие палочки свечей остались без огненных шапок. Все захлопали в ладоши. Тошка заливисто смеялся. Тетя Нина взялась разрезать свой торт, укрытый сугробами взбитых сливок. А папа незаметно шепнул мне:

– Я никогда не забуду торты твоей мамы! Они неповторимы!

И я кивнула. И тоже заулыбалась. Только вот делиться рецептом маминого торта с тетей Ниной мне сейчас совсем не хотелось. Думаю, в каждой семье должны быть свои маленькие кулинарные секреты. И как ни крути, а семьи у нас были разные. Я же зависла где-то между двумя разведенными родителями, до сих пор не зная, как можно остаться верной и папе, и маме. Тогда я решила оставаться верной лишь себе – любя их обоих…

Уже вечером, когда я вернулась домой, позвонила Катя.

– Левицкая, ты помнишь, что завтра моя репетиция? – грозно спросила она. – Если не придешь, обижусь жутко!

– Приду, приду! – заверила я. – Обязательно!

В последние пару дней мы почти не общались с Катей: наверное, в ней скопилось множество застоявшейся информации. По правде говоря, мы и суток не могли прожить, от души не посплетничав. Точнее, я больше слушала, а Катя учила меня жить. Она всерьез желала мне добра. И я честно пыталась ценить все ее советы, но почему-то они лишь забавляли меня: как правильно одеться, что обязательно посмотреть из новых фильмов. Какую модную книгу прочесть, чтобы при случае не оказаться в дураках… При этом мы почти никогда не ссорились. Так как мне всегда легче было согласиться с Катей, признав ее несомненную правоту и дальновидность. А Катя без обид прощала мне то, что я все равно поступала по-своему. Читала старые, не модные, книжки, не видела киноновинок и с радостью при любом удобном случае выглядела глупо. По сути, мы любили друг друга такими, какие есть, – в том и была вся соль этой дружбы – в нашей разности.

Глава пятаяБелый танец

В школе на первой же перемене Катя отыскала меня и налетела с расспросами:

– Твой Марик второй день про какого-то говорящего скворца треплет. Это еще что за выдумки?

И мне пришлось пересказать подруге всю историю нашей воскресной охоты, которую я находила мрачным пятном своей биографии. При этом Катька почему-то закатывала глаза и вздыхала, когда речь заходила об Иване. И выглядело это ужаснее некуда! А уж после того, как я выдала, что именно Ваня со всем присущим ему хладнокровием поймал злосчастного скворца, Катька чуть в ладоши не захлопала и даже подпрыгнула от восторга.