Книга Про маму и вишневые косточки - Людмила Уланова

Бабушка сняла трубку, а я вскочила и побежала умываться. Вовсе я не хотела проспать всё на свете — особенно теперь, когда я знала, что где-то в Карибском море у меня есть свой остров. Остров Маргарита.

Про искусство

Два раза в неделю меня возят на подготовительные занятия. Вообще-то, я давно читаю книжки и писать тоже умею, хоть и криво. Но мама с папой говорят, что надо привыкать к школе, тем более что в садик я не хожу.

У нас там кроме обычных уроков есть занятия по искусству. Их ведёт Ирина Альбертовна. Она ничего толком не объясняет и всё время кричит, что воспитает из нас творческих личностей и прибьёт нам художественный вкус. Правда, когда я маме про это рассказала, выяснилось, что я неправильно расслышала и вкус нам Ирина Альбертовна не прибьёт, а привьёт. Но было поздно. У меня в голове картинка уже нарисовалась: Ирина Альбертовна, с молотком и гвоздями, бегает за учениками, чтобы прибить им вкус. Вкус я представила в виде шоколадки — ведь он же должен быть хорошим!

Недавно Ирина Альбертовна поставила музыку и велела рисовать то, что эта музыка нам подскажет. Музыка мне ничего не хотела подсказывать, я грызла карандаш и рассматривала учительницу, особенно её голубые волосы. Интересно, почему они такого странного цвета…

Я так задумалась, что не заметила, как нарисовала Ирину Альбертовну за маленьким столиком, на лужайке около кукольного домика. Пудель ставил на столик поднос с кофейником и чашками. А перед Мальвиной Альбертовной стоял на одном колене Пьеро и вручал ей букет белых хризантем.

Учительница долго-долго смотрела на мой рисунок, а потом почему-то грустно-грустно вздохнула и ничего не сказала.

Но вечером я услышала, как она говорила маме и папе: «У вас очень способная девочка. Ей непременно надо учиться изобразительному искусству».

По дороге мама заявила:

— Точно! Надо будет обязательно Лёльку отдать в нормальную изостудию, где занятия ведут настоящие художники, а не какие-то сомнительные пенсионерки, которые и красок-то в руках не держали! А красить умеют только волосы, причём в жуткие цвета!

И тут мне вдруг стало ужасно обидно за Ирину Альбертовну:

— Мама, как ты не понимаешь? Она же бывшая Мальвина! То есть не бывшая… просто старенькая. Ей всегда так хотелось вести уроки, а единственный ученик, Буратино, от неё сбежал! Пусть хоть теперь порадуется. Ну да… она немножко скучная. И немножко вредная. И кричит часто. Но я думаю, она хорошая. Ведь Артемон её очень любил. А собаки — они в людях разбираются.

Про неправильный Новый год

Комната выглядела так, как будто мы собрались переезжать. Причём переезжать в какое-то удивительное место, где вместо тарелок и чашек понадобятся блестящие шары, вместо занавесок — мишура, а вместо люстры — гирлянда из разноцветных шишек с лампочками внутри. На самом деле переезжать мы, конечно, никуда не собирались. Просто папа уже вытащил коробки с новогодними украшениями, но вешать их мы ещё не начали.

Мне пока что было некогда. Я лепила снеговика. Настроение было отличное, пластилин тоже, поэтому и снеговик получался отличный. Я даже надела ему ведро на голову и дала в руку метлу — тоже из пластилина. И нос морковный вылепила. Так снеговики выглядят в книжках, особенно в старых. Хотя на самом деле я никогда не видела снеговиков с вёдрами, мётлами и морковками. Наверное, теперь у них другая мода.

Я закончила лепить, поставила своё творение на стол, полюбовалась и радостно сказала:

— Очень классный снеговик!

— Очень бестолковая девочка! — услышала я в ответ. — Ну что ты на меня так смотришь? Конечно, бестолковая! Какой же я снеговик? Ты, может, снега никогда не видела?

— Видела…

— Так снеговики как раз из снега и бывают! А ты и не знала? Точно бестолковая.

— Да знаю я! Знаю!

— Ну а я разве из снега? Я из пластилина. Значит, никакой я не снеговик, а пластилиновик. Эх, учиться тебе ещё и учиться!

Мне совсем не понравилось, что какой-то снеговик — ой, то есть пластилиновик, тьфу, не выговоришь! — пытается меня воспитывать, да ещё и бестолковой обзывает.

— Ну и пожалуйста! — сказала я. — Ну и стой тут! А я лучше игрушки для ёлки достану.

И я открыла ближайшую коробку.

— Игрушки! — раздался оттуда возмущённый голос. — Вы слышали, что она сказала? Игрушки! Какие же мы игрушки? — это говорил турок в сверкающей чалме и красных шароварах. Я поняла, что здесь лежат старинные ёлочные украшения, ещё прабабушкины. — Что, по-твоему, делают с игрушками? Играют! А нами разве можно играть? Мы хрупкие! Мы для красоты, а не для глупых детских игр!

— Ах, как можно было вообще такое предположить? Неужели эта жестокая девчонка хочет, чтобы сломались мои тонкие стройные ножки? — заверещала балерина в серебряной юбке.

— Да как вас называть?!

— Нами не играют, нами украшают. Мы ёлочные украшения. А ты небось и не слышала о таких? — проскрипел маленький круглый повар в большом белом колпаке.

— Слышала, слышала. — Мне надоело разговаривать с этой сварливой публикой. — Ну и лежите тут в своей коробке. Это вы, наверное, от старости такими вредными стали. А я лучше деда-мороза под ёлку поставлю. Он новенький, красивый!

— Это кто Дед Мороз? Я Дед Мороз? Девочка, да ты, наверное, двоечница!

— Никакая я не двоечница! Я вообще ещё в школе не учусь!

— Значит, будешь двоечницей. Такая большая, а не отличаешь Деда Мороза от Санта-Клауса. Видишь, на мне куртка с ремнём, штаны красные, сапоги и колпак. И очки на носу! А у Деда Мороза шапка, тулуп и валенки. Ты, пожалуй, даже подарков не заслуживаешь.

— Ну и ладно! — мне уже хотелось заплакать от обиды. — Подумаешь! Некогда мне тут с тобой болтать! Мне снежинки из бумаги вырезать надо!

— Да вырезай, вырезай, кто ж тебе мешает, — ухмыльнулся Санта. — Только имей в виду, что получатся у тебя не снежинки, а бумажинки. Правда, Пластмассурочка? — обернулся он к пластмассовой снегурочке, и та с готовностью закивала. — Так что в снежинках ты тоже не разбираешься, и вообще ты будущая двоеч…