Книга Псы войны. Пробуждение Ареса - Грег Бир

Оживший ночной кошмар.

Наши ангелы сканируют распухший гермоскаф в надежде выйти на взвод убитого бойца. Безуспешно. Мы не связывались со спутником с тех самых пор, как нас сбросили на Марс, не получали сводок о последних боях и понятия не имеем, кто эти ребята и какое у них было задание. Очевидно, они прилетели за много солов до нас. Может даже, за много недель. Но зачем? Командование не планировало масштабных операций до нашего прибытия. Значит, кто-то передумал, и этих парней отправили в скоростных фреймах, способных долететь до Марса за месяц-два вместо обычных четырех. Они оказались тут задолго до нас и погибли все до единого, а мы даже не знаем, ради чего.

Мне все сложнее и сложнее не терять концентрацию.

Мы решаем, что глупо и дальше соблюдать режим радиомолчания. Наш единственный шанс — выйти на связь с другими космодесантниками и узнать, не нашли ли они чего-нибудь полезного.

Расходимся в разные стороны.

И тут я вижу сержанта-инженера Дена Джонсона. Диджей спускается с усыпанного щебнем холма и машет мне рукой. Ему чудом удается не пропахать склон носом. Но вот Диджей уже внизу, показывает жестом, что нашел палатку. Мы искренне радуемся встрече и хлопаем друг друга по плечам. Его ангел сканирует наших. Ура, теперь нас четверо!

— Кто-нибудь видел зарево? — спрашивает Диджей. — Я заметил какое-то мерцание сверху, когда спускался.

Зарево — плохой знак. Мы называем так отблески космических сражений, заметные с большого расстояния. След, который оставляют в небе сбитые космо-фреймы и капсулы.

— Ты падал с неба в огненном шаре, мать твою за ногу. И при этом разглядел зарево? — раздраженно спрашивает Казах.

— Ну… я видел что-то…

Диджей не рвется доказывать свою правоту, а нам не хочется ломать голову над его словами. Он нашел палатку и ведет нас к ней. Точка. Мы идем к пьедесталу Бриджера. Марсианские кратеры часто располагаются на возвышениях, образовавшихся под влиянием ударной волны. Реголит вокруг места падения метеорита затвердевает и становится устойчивым к эрозии. Ученые называют эти геологические образования пьедесталами. Тот, на котором мы стоим сейчас, достигает двух метров в высоту.

К тому времени как мы добираемся до цели и осматриваемся, наши силы уже на исходе. Палатка, судя по всему, принадлежала русским или французам. Сброшена не меньше месяца назад. Пурпурная полоса говорит о том, что герметичность не нарушена: ни ловушек, ни бактериальных игл. Мы проверяем очень внимательно. Безопасность прежде всего. Пусть судьба забросила нас хрен знает куда и наши шансы выжить стремятся к нулю, сейчас мы просто радуемся, что нашли крышу над головой. Темнота стремительно сгущается. Ночь обещает быть сухой и морозной.

Хреново, конечно, что палатка перешла к нам по наследству от мертвецов, но ничего не поделаешь. Во время прошлого двухнедельного броска мне тоже пришлось пользоваться вещами погибших товарищей, и тогда мы не только выжили, но и положили шестьдесят антагов. Палили в них с нескольких сотен метров. Первый раз, когда мне удалось рассмотреть врагов вблизи.

Собственно, после прямого попадания болта смотреть уже не на что. Осколки шлема, заполненные сероватой кашицей, крошево зубов, клочья гермоскафа, обрывки рукавов и штанин с обугленными фрагментами костей внутри — вот и все останки. Наш комендор-сержант не проявил интереса к трупам, зато собрал для исследования обрывки униформы и осколки приборов. О результатах нам, разумеется, не рассказали. Считается, что чем меньше мы знаем о враге, тем лучше. Солдат не должен воспринимать противника как живого человека. Идиотизм, конечно, но ведь чертовы антаги и в самом деле не люди.

Диджей и Тек срывают печать, полоска становится оранжево-розовой, а потом приобретает бурый оттенок — «пригодна к использованию». Палатка надувается. Кислорода хватит на всю ночь, а если учесть, что нас всего четверо, а запасы воздуха рассчитаны на пятерых, то, может, и на несколько часов с утра. К палатке пристегнут мешок с сухпайком — внутри мы обнаруживаем запасы воды и шесть пузырьков водки, а кроме того, консервированные сосиски (если я правильно понял надпись на этикетке, это финская оленина) и тюбики с какой-то жижей, напоминающей борщ. Настоящий пир. Мы прячем водку в набедренные рюкзаки, провожаем глазами уходящее за черный горизонт солнце и смотрим, как растет наша палатка.

Мы разговариваем не соприкасаясь шлемами, но с трудом слышим друг друга — разреженный воздух приглушает звуки. Да и сказать-то особо нечего. Пятно на горизонте приобрело фиолетовый оттенок. Песчаный дьявол, не иначе. Если моя догадка верна, то ветер бушует там уже много часов кряду.

Я задираю голову. Звезды видны с Марса лучше, чем с Земли, и светят ярче, но я разочаровался в их красоте. Мне кажется, звезды осуждают меня. Хуже того, посылают вниз полчища антагов и ждут, когда же я сдохну.

Мы включаем и настраиваем сигнализацию — последние приготовления перед входом. Пригоршнями зачерпываем пыль и осторожно высыпаем ее на плексаниловую крышу палатки. Теперь наше убежище сольется с ландшафтом. Потом становимся в кружок, достаем метелки и отряхиваем друг друга. Подмышки и складки ремня — зоны особого внимания. Никому не хочется чесаться всю ночь напролет, а от марсианского лесса тело зудит так, что хоть на стенку лезь. Мы могли не замечать этого поначалу, потому что космолин притупляет ощущения, и первые шесть-восемь часов после броска все на свете кажется тебе гладким, прохладным и сладким, точно детская присыпка. Странное чувство — как будто ты ходячий мертвец или бесплотный призрак. Но рано или поздно действие препарата закончится, и тогда марсианская пыль превратит заурядную ночевку в незабываемый кошмар.

Мы, насколько возможно, приводим себя в порядок и один за другим протискиваемся через узкий вход, словно младенцы, заползающие обратно в чрево матери. Я проверяю герметичность двери и, убедившись, что все хорошо, откидываю экран шлема. Проверяющий всегда снимает шлем первым. Воздух в палатке превосходный, холодный и чистый, словно в русской степи.

Мне удается задремать, я вижу какой-то бредовый сон, в котором за мной охотятся злобные дети. Внезапно срабатывает сигнализация, мы вскакиваем, и в тот же миг на пол между нами плюхается чье-то тело. Вспышка света. Казах сыплет проклятиями на своем родном языке. Луч фонарика выхватывает из темноты лицо незваного гостя — слава богу, человеческое! — сквозь экран шлема я могу различить кустистые сросшиеся брови, запавшие глаза и сурово сжатый рот. Мы явно видели эту бандитскую рожу и прежде.

— Твою мать, это ж Ви-Деф! — восклицает Тек.

Мы устраиваемся поудобней, а Диджей передает комендор-сержанту Леонарду Медведеву флягу с водой и сухой паек.

Одним сержантом больше в нашей компании.

— У кого-нибудь есть свежие тактические установки? — спрашивает Медведев, он же Ви-Деф.

Мы приглушаем свет фонариков и замечаем, что воздух в палатке подернут странной пеленой. Марсианская пыль. Ви-Деф забыл отряхнуться перед входом — грубейшее нарушение.