Книга Ни за какие сокровища - Вера Фальски

Марыся позвала с лестницы:

– Эва, поднимись наверх.

Голос сестры вырвал ее из оцепенения.

– Иду, – сказала Эва и вытерла рот салфеткой.

Бартек сидел в кровати. Ему было уже семь лет, но выглядел он значительно младше. Его измененное болезнью лицо было грустным.

– Бартусь, смотри, кто приехал, – защебетала Марыся, стараясь говорить как можно веселее.

Мальчик даже не поднял головы.

– Бартусь, это я, – с трудом произнесла Эва, стараясь держать марку, хотя сердце рвалось на тысячу маленьких кусочков.

При звуке ее голоса Бартек вздрогнул. Эва присела возле брата и крепко его обняла.

– Мышка, я уже с вами. Смотри, я привезла тебе новую игрушку. – Она протянула мальчику плюшевого кота, который мяукал, если нажать ему на живот.

Бартек с интересом посмотрел на игрушку.

– Братик, ты должен что-нибудь съесть. И давай сделаем упражнения вместе, хорошо?

Бартусь уткнулся лицом в ее халат и зашелся плачем. Эва закусила губу.

* * *

День похорон был солнечным. На траурную службу в костел пришло много людей – все в деревне относились к Дороте Охниковой хорошо, ее любили и уважали. Впрочем, эту женщину трудно было не любить. Всегда поможет, для каждого найдет доброе слово. Она не оценивала других, не желала никому зла. Даже главные деревенские задиры кланялись ей при встрече. И некоторые из них стояли сегодня под костелом во время службы. Возможно, они были нетрезвыми, но держали марку. Охникова не подходила для этого места, все это знали, но держалась так, что оставила о себе только хорошие воспоминания. Кроме того, неожиданная смерть, которую ничто не предвещало, произвела на соседей огромное впечатление – люди умирают от старости или от рака, но не от укусов насекомых.

Возле костела к Эве подошли ее приятели из Ольштына: Кристиан, Оля и Вероника. У нее от волнения сжалось горло. Эва знала, что им пришлось прервать отдых в Греции, чтобы попасть сюда сегодня, и была им за это благодарна. Друзья молча обняли ее.

– Спасибо, что приехали, – с трудом выдавила из себя Эва.

Ксендз, учитывая его невысокий уровень, произнес неплохую проповедь.

Когда гроб выносили из костела и зазвучала песня «В руки Твои мою душу отдаю», Эва надела темные очки, взяла под руку сгорбленного расстроенного отца и пошла за гробом. Марыся и Ханя, всхлипывая, помогли Бартусю, который мало что понимал в происходящем, пройти между лавками и последовали за первой парой. Остальные члены семьи и все присутствующие соседи, знакомые и незнакомые выстроились в длинную процессию, которая медленно двинулась на кладбищенскую горку. Оттуда открывался красивый вид на озеро в долине и окрестные поля. Природа дышала жизнью: трава колыхалась волнами на лугах, насекомые жужжали в цветах, ветер вызывал легкую рябь на поверхности озера.

Эва в оцепенении смотрела, как засыпают гроб землей. На могилу положили венки: от семьи, от подруг, от начальника почты в Решеле, где Охникова работала много лет.

– Красивое место упокоения у вашей мамы, – шепнула на ухо Эве высокая эффектная блондинка в элегантном черном платье. – Поплачь, дорогая, легче станет.

– Сильвия, как хорошо, что ты здесь… – обняла ее девушка.

Сильвия Радковская была лучшей подругой Эвы. В детстве они были неразлучны, всегда и везде вместе: в начальной школе, в лицее, в костеле. Друг за друга могли пойти в огонь и в воду. Порой, уже взрослыми, с улыбкой и сожалением о своей тогдашней глупости они вспоминали, как с помощью тупого лезвия заключили «сестринство на крови», изрезав ладони, чтобы их кровь смешалась на песке. В результате этого обряда Сильвия получила заражение, и ей пришлось вызвать «скорую помощь». «Хорошо, что вы, сумасшедшие, желтухой или столбняком не заразились!» – кричал старый врач, осмотрев рану, и прописал обоим антибиотики. Но столбняк и желтуха были девочкам не страшны, ведь когда-то они уже соприкоснулись со смертью.

Стояло очень жаркое лето в конце девяностых. Озеро было спокойное, теплое, и они с самого утра купались под не очень бдительным присмотром старшего брата Сильвии. Когда Эва начала тонуть, никто, кроме Сильвии, не услышал ее слабого крика. Подруга бросилась на помощь, и вся деревня потом удивлялась, как маленькая девочка смогла это сделать, откуда у нее взялись силы на то, чтобы нырнуть, поднять Эву со дна озера и вытащить на берег.

Потом Эва уехала в университет. Сильвии, к сожалению, не удалось поступить на английскую филологию, о чем она так мечтала. Но она была сильной женщиной, закончила обучение заочно, осталась в родных краях и учила деревенских детей английскому. Несмотря на дальнее расстояние и редкие встречи, подруги до сих пор были важны друг для друга и знали, что могут рассчитывать на поддержку в самых сложных ситуациях. Узнав о смерти пани Дороты, Сильвия, которая как раз была с учениками на экскурсии в Варшаве, сразу же позвонила Эве с извинениями, что ее нет рядом. К счастью, она успела вернуться к похоронам. Присутствие подруги очень много значило для Эвы.

* * *

Поминки не планировались. Отец уверял, что на это нет денег, пока тетя Халинка, его кузина, не начала говорить по телефону, что неудобно, что скажут в деревне, то да сё. В конце концов отец, как это обычно бывало, уступил. После похорон за стол в саду сели семья, соседи, приходской ксендз, а тетя Халинка бегала между ними, как будто она была хозяйкой в этом доме. Марыся и Ханка быстро исчезли из-за стола, прикрываясь необходимостью занятий с Бартеком. Отец, посаженный около ксендза, не мог даже напиться толком и в основном молчал, с ужасом глядя на то, как половина деревни бесплатно харчуется за его счет.

Эва, пока с ней была Сильвия, не обращала внимания на всех этих людей. Девушки сидели рядом и думали, что делать дальше. Потом Сильвии, подгоняемой нетерпеливыми звонками Гжесека, пришлось вернуться домой. Ее муж был водителем грузовика и как раз собирался в рейс, а дети были слишком малы, чтобы оставить их дома одних. Подруги крепко обнялись у ворот, Сильвия обещала вернуться как можно скорее. Эва вышла на дорогу, чтобы помахать отъезжавшему белому «гольфу».

Лишившись общества подруги, она села к столу и налила себе водки. Выпила одним быстрым глотком, и ее аж передернуло. Налила еще рюмку, выпила и почувствовала, что наконец-то становится немного легче. Общество тоже все больше распускало галстуки и чесало языками. Во время первой в этом году жары три бокала пива и немного водки превращали людей в невнятно бормочущие мешки. Эва пила на равных с другими, слушая разговоры о коровах, скупке скота, обо всем, абсолютно обо всем, что когда-то было одной из главных причин, чтобы сбежать отсюда. А теперь вернулась. Бум! Она поставила на стол очередную выпитую до дна рюмку.

– Эва, ты же наша деваха! – Солтыс, уже совершенно пьяный, со всей силы хлопнул ее по спине, и девушка аж подавилась. – Возвращаешься в деревню, так и должно быть. Мы же не городские, нас город не приютит, хоть бы, б…, не знаю что. Я не прав, Казек? Не прав?