Книга Эхо войны - Леонид Гришин

На следующий год нас все-таки пустили в школу. Как детям врага народа нам отвели последнюю парту, там мы и сидели. Нас даже и не спрашивали. Мама нам говорила: «Учитесь, учитесь». Мы учились усердно, выполняли все задания, правда, не на чем было писать. На хуторе была библиотека, заведовала там хорошая женщина. Говорили, что ее мужа тоже посадили как врага народа. Она нам всегда давала книги. Мы просиживали в библиотеке подолгу, потому что там тепло было. У нас нечем было топить. За хворост, который мы набирали в лесу, мы часто бывали биты… Не успеем убежать, как приедет какой-нибудь лесник, отберет хворост, да еще и плеткой по спине стеганет. У нас и сейчас еще спины чешутся от плетей… А что ребенку? Такой плетью шаркнет, и валились с ног. Но ничего, это было пережито. Стали мы учиться, учиться хорошо.

Потом однажды, как мама рассказывала, приехал ваш отец – Петр Федорович. С матерью они долго говорили. После разговора мать пошла в огород, что-то там долго копала. Принесла какую-то тряпку, в которую что-то было завернуто. Мы увидели, что это были ордена. Ордена нашего отца. Когда отца забирали, требовали, чтобы он отдал все боевые награды, но мама сумела их спрятать. Петр Федорович посмотрел на них и сказал, чтобы ордена мать спрятала, а удостоверение и еще какие-то бумаги взял с собой. Еще расспросил о житье-бытье, к нам обратился с добрыми глазами: «Казаки, как дела?» Что мы могли сказать? Конечно, хорошо, мы казачата молодые. После он уехал.

Через месяц узнаем, что нашего бригадира в Краснодаре арестовали. Его там быстро опознали, потому что он полицаем был и издевался над людьми в концлагере. Так прошел еще год. Мы подрастали, опыта набирались. Продолжали где-то подворовывать, потому что два рта, молодых и здоровых, есть-то хотели. Мама ничего не получала в колхозе, ей практически ничего не платили. На трудодни иногда давали что-то. А мы, тем временем, свеклу сахарную воровали, когда она начинала созревать. Выкапывали и прятали в свои схроны в лесу, на Кубани под кручей. Пшеницу подворовывали, как только колосья созревали, или после того как соберут урожай, мы ходили, собирали оставленные колоски. За это тоже получали плетью. Ну что же, плеть есть плеть, а кушать хочется. У соседей никогда ничего не воровали, это нам мама строго-настрого запретила.

С чем было плохо, так это с одеждой. Не на что было покупать. Осенью еще нормально было босиком в школу бегать, но когда наступали холода, мы с братом в школу ходили по очереди. Потому что не во что было обуться и одеться. Мы были детьми врага народа, поэтому к нам так и относились – не очень-то и милостыню подавали. Правда, иногда кое-что нам отдавала библиотекарша. Но что она? Такая же, как и наша мама.

Однажды в середине дня, когда мы с братом были в школе, подъехали три легковые машины: «Победа», «Москвич» и джип. Вышли из этих машин военные и два гражданских. Потом мы узнали среди них и твоего отца, Петра Федоровича. Смотрим, и мама наша тут же из машины выходит. Это мы в окно увидели. Мы с братом, признаться, испугались, собрались в окно прыгать, потому что решили, что маму арестовали, и теперь приехали, чтобы нас арестовать. Мы же дети врага народа.

– Давай сейчас сиганем в окно, – сразу сказал я брату.

– Да подожди, что будет.

Спустя пять минут в класс зашел директор школы, ласково позвал нас по имени и попросил пройти с ним. Испугавшись не на шутку, мы пришли к нему в кабинет, где сидели те самые военные, два гражданских и мама.

– Здравствуйте, казаки, – сказал нам Петр Федорович с улыбкой.

Мы все не понимали, в чем дело.

– Вот что я думаю: давайте сейчас соберем всех детей и при них объявим, – сказал один из военных, очевидно, самый старший, потому что звезды на его погонах были очень большие.

Мы прижались к матери. Думали, что нас сейчас будут судить на этом собрании.

– Да-да-да, сейчас. Все так и сделаем. Как вы говорите, так и сделаем, – засуетился директор.

Зазвенел звонок, дети выбежали на перемену. В это время объявили школьное собрание, и все вышли на площадку. Мы не поймем, в чем дело, жмемся к маме, один за одну руку, другой за вторую. Думаем, сейчас нас.… Военный начал говорить первым:

– Мы собрались здесь по случаю, что в нашем колхозе, в нашем хуторе, был герой, – и называет имя нашего отца. Мы ушам своим не верим, а он продолжает:

– Это истинный герой был, он первый перешел на ту сторону Днепра. И он заслужил по приказу товарища Сталина Геройской Звезды. И она была ему присвоена. Но ввиду того, что получил тяжелейшие ранения, ему…

…Второй брат перебил и первого и продолжил.

– Нам, конечно, трудно описать, поскольку мы не встречали ни одного участника, свидетеля, а точнее того, кто с отцом воевал. Но отца представили тогда к званию Героя Советского Союза. Поскольку ранение было тяжелейшее, а документы где-то затерялись, он считался погибшим. И наградной лист где-то затерялся. И вот, благодаря тому, что твой отец стал разыскивать его документы, появилась возможность пересмотреть дело. Когда дело дошло до пересмотра и выяснилось, что он был осужден по клевете того самого бригадира, того самого полицая, было подтверждено, что отец наш – действительно Герой Советского Союза. Были присланы в военкомат документы и Звезда Героя. И вот они все приехали ради того, чтобы вручить эту Звезду Героя нашей маме и, соответственно, нам. Благодаря Петру Федоровичу, это было сделано в школе, при всех, чтобы снять с нас клеймо детей врага народа. Конечно, все на нас смотрели с удивлением. Стояли два оборванца, самых настоящих. На дворе был октябрь, а мы все еще ходили босиком. Мы хоть и рваные ходили, как говорится, заплатка на заплатке, но все-таки всегда были чистые. За этим мама следила. Конечно, и военные на нас смотрели с удивлением, какие мы оборванцы. Но когда посмотрели в журнал, у нас были одни пятерки.

…После собрания нас отпустили домой. Привезли нас на «Победе» военные. Зашли дом посмотреть. Осмотрели снаружи и внутри, подписали какие-то бумажки, а затем уехали.

Через день к нашему дому подъехали два грузовика. Солдаты как по команде вытащили строительные материалы и начали ремонтировать дом. Мы смотрели на все это и думали, что это нам снится. Наш дом был покрыт соломой. Солома давно уже сгнила, поэтому, когда шел дождь, нам приходилось подставлять тазики в места, где капало. Солдаты сбросили всю эту солому и покрыли дом черепицей – дорогущим в то время материалом. Хотя у многих была уже черепица, но для нас она казалось диковинкой. Наш дом покрыли черепицей, сделали отливы, отремонтировали печку, побелили стены внутри и снаружи. Починили крыльцо, которое мы в тяжелые годы просто-напросто стопили, поставили штакетный забор. Но это было еще не все. Самое удивительное случилось тогда, когда на легковой машине подъехала какая-то женщина. У нее в руках были большие пакеты, в которых оказались туфли, ботинки, сапоги, брюки, рубашки, куртки, шапки и фуражки. Мы боялись прикоснуться к этому, но она сказала, что это все для нас, что это все наше. Радости нашей не было предела. На следующий день мы пошли в школу в обновках. На нас смотрели, не сводя удивленных глаз, абсолютно все. Из оборванцев мы превратились в ухоженных, хорошо одетых детей. Нас посадили на вторую парту, и началась нормальная жизнь…