Книга Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На крыльце затопали, и в дверь вбежали школьники.
– Здравствуйте, Иван Васильевич! – с опаской поглядывая на сторожа, здоровались они.
Иван Васильевич недаром получил от ребят прозвище «Грозный».
Опираясь на толстую, суковатую палку, во всякую погоду стоял он на крыльце, встречая и провожая школьников. На прозвище «Грозный» старик нисколько не обижался.
– Я для вашего брата и есть грозный, потому что безобразия в школе допускать не могу, – сурово говорил он.
Увидев перелезавшего через забор школьника, старик звонко стучал об асфальт палкой:
– Куда лезешь? Где тебе ходить приказано?
– Дорогу потерял! – кричал озорник.
– У меня живо найдёшь! Носом калитку откроешь!
Школьник с хохотом скатывался с забора и осторожно проходил мимо сторожа:
– Здравствуйте, Иван Васильевич!
– То-то «здравствуйте»! Дурная твоя голова вихрастая! На плечах ходуном ходит, всякое соображение растеряла! – ворчал Грозный, закрывая за мальчиком дверь.
И вдруг лицо его расплывалось в улыбке, около губ собирались добрые морщинки, и он, похлопывая по плечу какого-нибудь отличника, говорил:
– Инженер! Одно удовольствие от твоего житья-бытья получается. Матери поклон от Ивана Васильевича передай!
Или, грозно сдвинув брови и выпятив грудь, приглашал группу школьников:
– Проходите! Проходите!
Школьники замедляли шаг.
– Артисты! Одно слово – артисты! На собраниях про вас высказываются. Вам в школу, как в театр, на своей машине выезжать надо, а вы пешочком, а?
– Да ладно… уже ругали нас, – подходя ближе, нерешительно мямлил кто-нибудь из ребят.
– Сам! Самолично присутствовал! – ударяя себя в грудь, торжествующе говорил Грозный. – Всё собрание тебя обсуждало. А кто ты есть, ежели на тебя посмотреть? – Грозный прищуривался и, оглядев с ног до головы ученика, презрительно говорил: – Сучок! Голый сучок, ничего не значащий! А тобой люди занимаются, выдолбить человека из тебя хотят.
– Да чего вы ещё! – пробираясь к двери, бормотали оробевшие школьники. – Не будем мы больше, обещали ведь…
– И не будешь! Ни в каком разе не будешь! Мне и обещаниев твоих не нужно. Я сам к тебе подход подберу.
– Вот леший! И зачем только его на собрания пускают! Ведь он потом прохода не даёт, – возмущались злополучные ребята. – На всех собраниях сидит! Отвернёт ладонью ухо и слушает, – смеялись они.
Но сегодня Грозный ворчал для виду. У него было то особое, праздничное настроение, которое не хочется омрачать ни себе, ни другим. Открыв Мите пионерскую комнату, он вышел на крыльцо.
На дворе лежали горы снега. С улицы шли и бежали школьники. Лыжные костюмы ярко выделялись на белизне снега, поднятые лыжи торчали вверх, как молодые сосёнки. Грозный улыбался, ласково кивал головой, то и дело приподнимая свою мохнатую шапку.
– С праздником, Иван Васильевич!
– И вас также!
Крепкий морозец стягивал шнурочком брови, красил щёки ребят и белил ресницы.
– Стой, стой! Где же это ты мелом испачкался? И щёки клюквой вымазал, – шутил Грозный с каким-нибудь мальчуганом.
Васёк Трубачёв торопился – во дворе уже никого не было.
– Иван Васильевич, прошли наши ребята?
– Прошли, прошли! А ты что же эдаким мотоциклетом пролетаешь? И «здравствуйте» тебе сказать некогда. Васёк поспешно сорвал с головы вязаную шапку:
– Здравствуйте!
– Ишь ты, Мухомор! – любовно сказал сторож. Васёк был одним из его любимцев. Ещё в первом классе Грозный прозвал его Мухомором за тёмно-рыжий оттенок волос и веснушки на носу.
– Прошли, прошли твои товарищи!
Васёк, прыгая через три ступеньки и волоча за собой лыжи, помчался на второй этаж.
В пионерской комнате толпились ребята. Митя, поминутно откидывая со лба непослушную прядь льняных волос, оживлённо объяснял:
– Всё зависит от правильности хода…
– Трубачёв! – крикнул Саша Булгаков. – Сюда! Сейчас строиться будем. Моё звено в полном порядке.
– У меня Малютина нет, – сказал Коля Одинцов.
– А Зорина где? – спросил Васёк.
Лида Зорина, запыхавшись, вбежала в комнату. Она была в красном пушистом костюме, чёрные косички выбивались из-под шапки.
– Я здесь! Девочки все пришли!
– Звеньевая, а опаздываешь! – строго сказал Васёк.
– Я не опаздываю, я за Нюрой Синицыной заходила, – оправдывалась Лида.
Школьники выстроились в две шеренги перед крыльцом. На перекличке не оказалось Севы Малютина.
– Ему нельзя, – сказал Саша, староста класса. – Он больной.
– Больной-притворной, – пошутил кто-то из ребят.
– У Малютина порок сердца, – строго сказал Митя. – Смеяться тут нечему… Ну, пошли! – крикнул он, взмахнув лыжной палкой. – За мной!
* * *
Грозный стоит на крыльце, прикрыв ладонью глаза. За воротами, на снежной улице, одна за другой исчезают синие, зелёные фигурки лыжников, красным флажком мелькает между ними Лида Зорина…
Скрип лыж, голоса и смех затихают…
– Ну вот, значит… – говорит Грозный, направляясь к своей каморке.
Но несколько пар крепких кулачков барабанят в дверь:
– Откройте! Откройте!
– А, первачки! Промёрзли?.. Ну, грейтесь, грейтесь! – ласково говорит сторож.
Закутанные в тёплые платки, толстые и смешные, неуклюжие, как медвежата, размахивая лопатками, вваливаются первачки. За ними, смеясь, поднимается их учительница.
– Мы, Иван Васильевич, только погреться. А вы идите отдыхайте, – говорит она. – Мы во дворе будем.
Клубится снежная пыль. Красные от натуги малыши носят лопатками снег, лезут в сугробы.
Позвякивая ключами, сторож проходит в пионерскую комнату.
На стене возле праздничной стенгазеты висят плакаты и объявления.
Грозный надевает на нос очки:
– Где тут у них планы? На каникулы… Ага… Первые классы… так… Четвёртые – экскурсия… так… Шестые – кружок фото… так… Восьмые – международный доклад… так… Шахматисты… – Он машет рукой и прячет очки. – Свято место пусто не бывает.
К вечеру мороз утих. Небо было чистое, с редкими звёздами. Васёк Трубачёв, Саша Булгаков и Коля Одинцов возвращались с лыжной прогулки втроём.
Они нарочно отстали от ребят, чтобы зайти на пруд.
– Пойдём? – предложил товарищам Васёк. – Не хочется домой ещё.
