Книга Физиогномика и выражение чувств - Паоло Мантегацца

Обратимся теперь к двум весьма важным критериям, позволяющим установить самую естественную классификацию всех психических явлений, а именно к их природе и взаимному сочетанию.

Природа психических явлений. Исследование природы этих явлений позволяет нам подразделить их на следующие три большие категории: явления ощущения, чувства и мысли[1]. Ощущение – это всякое заметное для нас отношение к внешнему миру и всякое изменение, которое мы чувствуем в своем организме. Таким образом, можно различать ощущения внешние и внутренние. Они редко существуют в чистом виде, большею же частью сочетаются с другими психическими явлениями, при каждом акте нашей мысли, при каждом движении наших страстей.

Я люблю, я ненавижу – это два явления чувства, но осложненные ощущением, так как они связаны с сознанием предмета любви или ненависти. Я размышляю и соображаю, и в то же время я ощущаю свое размышление и соображение; отсюда следует, что и сама мысль, этот наиболее чистый психический феномен, представляет собою, – если позволительно так выразиться, – двойную комбинацию умственного явления и ощущения.

Чувство – это вся сумма сил, собранных в клетках мозга, которая побуждает нас любить, ненавидеть, завидовать, желать, презирать и, наконец, испытывать всевозможные проявления страстей. Это те силы, которые дают нам возможность удовлетворять все наши потребности высшего порядка и сами согласуются с ними.

Явления умственные – это ряд физических и математических явлений, возникающих среди собранных ощущений (идеи) и накопившихся энергий (чувства). Обыкновенно это суть различные сравнения и суждения (мысли) или симметрические сочетания нескольких сознательных элементов.

Я вижу женщину – ощущение.

Я ее люблю – чувство.

Я вспоминаю, что ее люблю или сравниваю эту любовь с другой, – явление умственное.

Нижеследующий план представит вам самый естественный анализ психических явлений и определит составные их элементы, подобно тому как химическая формула может показать, на какие простейшие начала и в каких именно пропорциях удается разложить известные сложные вещества.

План этот выражает лишь современное состояние нашего знания; подобно химической формуле, он может подвергаться различным изменениям, соответственно прогрессу науки. Сегодня какое-нибудь тело признается простым, а завтра, быть может, нам удастся его разложить. Сегодня какой-нибудь психический акт считают элементарным, а завтра, пожалуй, более тонкий наблюдатель расчленит его на несколько элементов.

Элементарный анализ психических явлений[2]

Я избегал слова способность (faculte), так как им чересчур злоупотребляли. По-моему, это есть лишь возможность известного психического акта, – следовательно, нерв обладает способностью проводить ощущения, двигательная клетка – способностью двигать, клетка мозговой коры – способностью мыслить. Называют, например, способностью волю, между тем как она есть ни что иное, как момент, в который неустойчивое равновесие нескольких сил нарушается определенным решением, что, в сущности, есть лишь одна фаза изменений, присущая многим психическим явлениям. Способностью называют также воображение, которое есть ни что иное, как совокупление отдельных психических материалов в одно целое и группировка их в новые формы, отвечающие эстетическим потребностям[3].

Необходимо, чтобы каждый психолог предпосылал своему описанию психических явлений точное определение употребляемых им терминов.

Когда физик говорит о трении, сцеплении, сопротивлении, все понимают о чем идет речь; что же касается психологов, то одни из них видят большое различие между умом и страстью, тогда как другие принимают их за синонимы; у одного психолога «conscience» означает нравственное чувство, а у другого – ощущение. Но этого мало. Какой-нибудь наблюдатель открывает или воображает, что открыл новый признак известного психического явления и дает ему новое название; и раз слово вошло во всеобщее употребление – соответствующее ему явление признается за нечто реальное и очевидное. Часто умирает сам автор и исчезает его школа, но слово, придуманное им применительно к его открытию, правильному или ложному, все-таки остается в словаре, чтобы служить вечным камнем преткновения для потомства.

Рэберти удачно сравнивал словари с кладбищами во время праздничных гуляний, когда они бывают наполнены живыми и мертвыми. Такое печальное смешение нельзя, однако, всецело приписывать ошибкам психологов; отчасти оно зависит и от свойств самих предметов, которые им приходится исследовать, обозначать и определять.

Немногие люди обладают такою тонкою проницательностью, чтобы схватывать быстрое и сложное явление мысли и чувства; но когда филологи или психологи изобретают для этого явления новое слово, они убеждены, что их термин должен вызывать в мозгу других ту же самую идею, как и в их собственном. Есть народы, у которых не существует слова «красивый», да и все народы, имеющие его теперь, не всегда его имели; был, следовательно, человек, который впервые нашел это слово. Хотя теперь оно и сделалось общим достоянием, но если я у каждого спрошу точное его определение, то получу их целую сотню. Можем ли мы, точно также, иметь одинаковые представления о тех психических явлениях, которые называем: шуткой, иронией, мефистофелизмом, угрюмостью, Selinsucht, sandad?

Овен Тэйк очень верно заметил: «Modern psychology suffers terribly from the difficulties and the deceptions of language. Without psychology, there is no anthropology. Without a good method, without clear and generally accepted definitions there is no psychologya. (Современная психология ужасно страдает от трудностей и ошибок языка. Без психологии не существовало бы и антропологии, а психология невозможна без правильного метода, без вполне ясных и общепринятых определений.)

Итак, каждый психолог в начале своей большой или маленькой книги обязан поместить несколько страниц того словаря, который объясняет его определения, синонимы и т. п. Такая таблица может служить читателю путеводной нитью в той неизвестной области, через которую он проходит; она изображает, так сказать, анатомию человеческого ума и сердца. С ее помощью мы найдем, что самые темные психические явления всегда представляют собою двойные, четвертные и т. п. сочетания простейших элементов.