Книга Физиогномика и выражение чувств - Паоло Мантегацца

Для того чтобы глубоко постигнуть какое-либо явление, необходимо проследить и изучить его на всех ступенях лестницы живых существ: только таким путем мы можем удостовериться, каким образом одно и то же отправление от самой простейшей формы у одних животных видоизменяется в крайне сложные формы у других, и как одна и та же цель достигается тысячами различных способов. Если дышат люди, птицы, рыбы, насекомые и раки, то необходимо изучать дыхание у людей, птиц, рыб, насекомых и раков; если же лошадь, собака и муравей мыслят, то должно исследовать мысль у лошади, собаки и у муравья.

Животные тем более пригодны для психологических наблюдений, что они не знают о том, что их наблюдают, и потому, что они не имеют никакого интереса – как это случается иногда у людей – мешать ходу наблюдений ученого; они удобны еще и потому, что мы можем подвергать их опытам, применение которых к человеку было бы опасно и неблагоразумно. Не бойтесь же: психологический материал, добытый исследованиями над животными, не затмит ни одного луча в венце нашего духовного могущества и не задержит ни одного из биений нашего сердца. Пока существуют людоеды, пока цивилизованные нации вынуждены карать столько воров и убийц, признаюсь, мне нисколько не страшно сравнивать себя с животными, но часто приходится краснеть от того, что я человек.

Наконец, если метафизики приходили в ужас от одной возможности сравнения человека с животными, то это делалось ими не без задней мысли: они прозрели довольно ясно, что методическое и опытное исследование, восходящее от простейшего к более сложному, могло бы подорвать их заоблачные теории….

Все психические явления развиваются в головном мозге и при участии нервов. Это такого рода движения, молекулярные свойства которых нам еще неизвестны, ибо они ускользают от наших самых чувствительных инструментов, но, тем не менее, мы видим и чувствуем их эффекты. Видим мы их у других, а чувствуем в самих себе; вот почему опыт внешний и опыт внутренний (самонаблюдение) суть два великие источника всех психологических знаний.

Одно и то же неведение существует в психологии и в физике: мы не знаем, каким образом колеблются частицы тела, которое называется нами горячим и светящимся, и точно также не знаем того молекулярного движения, которое, ассоциируя колебания центральных нервных клеток и перерабатывая материалы, собранные прошлыми ощущениями, передается посредством мышц руки перу или кисти и производит «Божественную Комедию», или картину «Преображения».

Не смотря на это незнание молекулярных движений, Ньютон мог, однако, открыть законы всемирного тяготения, а современные физики могли устроить электрический телеграф.

Точно также, при помощи одних экспериментальных наблюдений над психическими явлениями мы должны достигнуть возможности начертать общие законы, управляющие мыслью, мы должны научиться извлекать из головного мозга величайшие плоды мысли и добра.

Психические явления до того сложны, до того перепутаны с множеством посторонних элементов, что их невозможно исследовать и познать без предварительного разложения. Поэтому, необходима беспрестанная работа самого кропотливого анализа; следующий затем синтез должен бы состоять только в помещении каждой части вновь на то место, какое она занимала; по восстановлении разобранной мозаики, она снова должна сделаться столь же совершенною, какою была прежде. К сожалению, после подобного анализа у нас чаще всего не остается в руках ничего, кроме обломков и пыли, из которых невозможно восстановить мозаику.

В психических явлениях следует иметь в виду: общий характер их механизма, различие их по самой природе и осложнение их другими элементами. Таким образом, для классификации этих явлений у нас оказывается несколько критериев, по которым их можно соединять в более или менее естественные группы. Я бы предпочел избрать критерием классификации именно только природу самих психических явлений.

Если обратить внимание на общий механизм, то все психические явления следует подразделить на центростремительные, центробежные и центральные.

Всякое соприкосновение нашего тела с внешним миром порождает центростремительное явление; поэтому, все наши внешние ощущения – центростремительные психические акт, это первые элементы всякого познания, и их можно поместить в ряду наиболее ясных фактов физиологической психологии. Ни одно ощущение не может возникнуть без периферического органа, воспринимающего впечатление определенным образом, и без нервного волокна, передающего последнее нервным центрам. Центральные аппараты, получающее впечатление, отвечают движением, которое может переходить на ближайшие центры, или же направляться к периферии. В этом последнем случае происходит центробежное психическое явление; будет ли то смех или плач, ласка или удар, слово или крик, – во всяком случае, это будет движение, следующее за ощущением.

Все обширные территории, где накопляются ощущения и энергии для будущих деятельностей, сообщаются между собою и начинают работать: это чисто центральные акты. Мы часто ошибочно думаем, что та или другая мысль возникла самопроизвольно, т. е. вызвана волей; на самом же деле, активная деятельность центральных клеток была вызвана каким-нибудь мимолетным, едва заметным ощущением, при чем достаточно было малейшего движения, чтобы разрядить аппараты, в которых напряжение сил достигло высокой степени. Часто периферическое возбуждение, по-видимому, вовсе отсутствует, но оно, быть может, исходит от кишок, желудка, яичника и т. п.

Впрочем, ничто не мешает допустить, что и без всякого ощущения, выходящего извне или со стороны наших органов, нервная клетка, сама по себе, может приходить в деятельное состояние, сообщая свое движение более или менее обширным и более или менее отдаленным группам чувствительных или психически функционирующих клеток. В подобном случае мы имели бы перед собою типичный пример чисто центрального психического явления.

Это различие весьма существенно. Коль скоро, нам представляется психическое явление, весьма темное по своей новизне или по своей сложности, то мы, прежде всего, должны определить – центральное, центробежное или центростремительное, и когда нам будет известен характер его механизма, мы будем очень близки к его пониманию. Очень важно также обратить внимание на время, когда возникает известное психическое явление, чтобы иметь возможность определить его истинную топографии. Хотя, быстрота мысли и кажется нам поразительной, ибо мы склонны думать, что в течение нескольких минут в нашем мозгу могут пробегать миллионы идей, но опыт показывает, что скорость эта более кажущаяся, чем действительная, и что всегда, даже при самых быстротечных психических явлениях, можно отметить преемственность их во времени, определить предыдущее и последующее:

1. Я ощущаю запах цветка.

2. Он возбуждает во мне чувство удовольствия.

3. У меня возникает воспоминание об одной любимой особе, которая когда-то подарила мне такой же цветок.

4. Я мысленно посылаю ей грустный привет, так как она далеко.

5. Я решаюсь писать к ней.

Вот, по крайней мере, пять явлений, следовавших друг за другом. Одни из них центростремительные, некоторые центральные и одно – центробежное, и притом все они возникли в течение нескольких секунд. Тем не менее, последовательность во времени и причинная связь их очевидны. Сопротивление материи, ее энергия, передача движения здесь так же очевидны, как и явления распространения тепла и электричества. И вот, мы очутились в области физики, и притом физики элементарной, хотя занимаемся психологией.