Книга Бродяга. Воскрешение - Заур Зугумов

В конечном счете, к десяти часам вечера во всем помещении махачкалинской КПЗ остался я один. Об этом мне пришел сообщить сам начальник этого заведения, старший лейтенант по имени Махач. Я уже как-то упоминал о том, что он был неплохим мусором и, насколько я помню, всегда действовал в соответствии с буквой закона. В этой связи у него со следователями частенько происходили, мягко выражаясь, всякого рода разногласия. Они запаздывали с тем, чтобы вовремя принести санкцию прокурора и тем самым отправить задержанного в тюрьму, а он по истечении санкции, минута в минуту, освобождал человека на волю. Вот и в этот раз он сказал мне серьезно:

— Ничего страшного, Заур, не переживай ни о чем: если в тот момент, как ударят куранты, за тобой никто не придет, с последним их боем выпущу тебя на свободу, я тебе погонами клянусь, ты же меня знаешь.

Я уверен, что он наверняка сделал бы то, в чем поклялся мне, если бы его слова не были подслушаны дьяволом, который не преминул тут же послать в мою обитель демонов в погонах, во избежание «дикой несправедливости», в связи с которой я мог нежданчиком остаться без ментовского присмотра и на свободе. Так что ровно в десять часов по московскому времени за мной прибыл целый эскорт легавых. Я уже давно перестал удивляться происходящему, поэтому молча выполнял все требования мусоров, тем более что они не шли вразрез с моими желаниями. Мне быстренько зачитали какое-то постановление, возвещающее о том, что 31 декабря сего года я освобождаюсь из-под стражи, но в связи с приговором суда Ленинского района города Махачкалы направляюсь на лечение в ЛТП в сопровождении нескольких работников дагестанского МВД. Затем после нескольких коротких официальных процедур мне приказали сесть в машину, на которой они приехали за мной, и через несколько минут мы прибыли на городской железнодорожный вокзал Махачкалы.

Глава 8

Я уже почти отвык от людского шума и суеты, поэтому, сидя в машине в ожидании поезда, с удовольствием наблюдал всю эту вокзальную суматоху. Кто-то кого-то встречал, кто-то кого-то провожал, кто-то уезжал и приезжал, люди носились в разные стороны, ну а я в этот момент тихо сидел в машине и думал, глядя на них, о том, что никому из этих людей нет до меня никакого дела. Более того, никто из моих родных и близких даже понятия не имел, где я сейчас нахожусь, да и жив ли я вообще.

Ни я, ни мой подельник Абдул не знали еще тогда того, до какой степени подлости и ничтожества могут дойти в своей злобе мусора. Оказывается, после того как нам отменили смертную казнь, легавые, опасаясь того, что эта информация каким-либо образом просочится к нашим родственникам и они, естественно, потребуют в соответствии с существующим законом нас освободить, пошли на дьявольскую хитрость. Почти сразу после отмены приговора в центральной региональной газете того времени «Дагестанская правда», в рубрике «Криминал», было напечатано сообщение о том, что «приговор — высшая мера наказания, расстрел, который вынес Бакинский суд в отношении Зугумова Заура Магомедовича и Даудова Абдуллы Лабазановича, приведен в исполнение такого-то числа такого-то месяца». То есть, исходя из этой газетной статьи, нас с Лимпусом уже не было в живых.

Мы еще не знали тогда и того, что родные и близкие нам люди уже давно носят по нам траур и до сих пор оплакивают нас. Да, мы многого тогда еще не знали.

Легавые, увлекаясь своими дьявольскими кознями, как правило, забывают, что над всеми нами есть еще Кто-то, и имя Ему — БОГ! И, по большому счету, только один Он может судить и выносить приговоры. Только Ему одному подвластно — карать и миловать!

Как все-таки странно устроен этот мир, сколько в нем загадочного и интересного! Я ушел в свои думки. Вспоминал тюрьму, камеру смертников, Саволана, как мне отменяли приговор, Лимпуса и сквозь свои воспоминания услышал зычный голос вокзального диктора, возвещавшего о том, что скорый поезд Москва — Баку прибывает на такой-то путь. На перроне началась привычная в таких случаях толкотня, а через минуту показался и сам состав, выдыхая из-под локомотива клубы пара и скрипя тормозными колодками о колеса вагонов.

Еще до прихода поезда менты, которым предстояло меня сопровождать, предупредили о том, чтобы я не вздумал бежать, но сказано это было лишь для проформы, потому что мои сопровождающие смотрели на меня кто с жалостью и состраданием, а кто и с ядом в душе и известной долей брезгливости. Это я успел про себя отметить еще тогда, когда впервые увидел всех троих во дворике КПЗ. Дело в том, что состояние мое в то время, мягко выражаясь, оставляло желать лучшего. Чахотка почти каждую минуту давала знать о себе сиплым грудным кашлем, а несколько дней назад вновь открылось кровохарканье.

Так что о каком побеге могла идти речь? Менты это прекрасно понимали. Посадка в вагон была недолгой — прощаться ни мне, ни мусорам было не с кем, да и состав из-за опоздания стоял всего несколько минут, поэтому почти сразу после того, как мы вчетвером вошли в купе, поезд тронулся, потихоньку набирая скорость.

Глава 9

В купе легавые выделили мне левую нижнюю полку, чтобы я постоянно был у них на виду и не смог предпринять никаких тайных и незаметных для них действий. Более того, когда я прилег отдохнуть, майор, их главный, — высокий и здоровый, как боров, даргинец, с пухлыми губами и большим крючковатым носом, приказал мне, чтобы я лег головой к двери и повернулся к стенке.

— Вы ведь понимаете, Зугумов, что можете нас заразить? — При этом он брезгливо морщился и прикрывал рот цветастым носовым платком.

Я решил, что не стоит возражать по этому поводу. Да и тем более не хотелось мне ни спорить, ни даже разговаривать. Единственным моим желанием тогда стало узнать о конечном пункте нашего маршрута. Но о нем, к сожалению, знал только один майор. Двое других легавых были моложе меня, шустрые и веселые молодые мусора, по сути неплохие ребята, которые почти так же, как и я, по ходу нашего совместного вояжа не то что невзлюбили, а буквально возненавидели эту пожилую бестию в форме майора милиции. Ох и попортил он нам троим крови за время нашего совместного существования! Мы почти сразу, еще в начале нашего пути, нашли общий язык и неплохо ладили между собой, но я, конечно, при этом всегда помнил, кто есть кто, и не обольщался на этот счет.

Удивительно, но майор относился к своим коллегам почти так же, как и ко мне. Думаю, что он мстил таким образом за их человечность. Я не раз слышал, как он разъяснял им, что я — не человек, а бандит и убийца и мое разоблачение — дело самого ближайшего времени.

— Пока он будет находиться в ЛТП, следователи наверняка найдут доказательства его вины, а нет, так все равно от чахотки скоро подохнет!

Около двух тысяч лет назад какой-то индийский купец придумал новый цифровой знак — ноль. Это до сих пор самая ходовая цифра! Я бы соединил ее знаком равенства с именами многих легавых, встречавшихся на моем пути. В частности, это определение, без всякого сомнения, могло бы подойти и этому майору. Мент, подобный ему, привыкший всегда вращаться на самом дне общества, видеть только его язвы, всегда кого-нибудь подозревать, не может и не хочет верить в чью бы то ни было порядочность. Напротив, он склонен видеть урода или сумасшедшего во всяком, кто по своим личным качествам стоит выше толпы. Мусор разбирается в пороках, но великие человеческие качества скрыты от него за семью печатями.